"Та самая Аннушка", второй том, часть первая: "Другими путями" (СИ)

— А ты чего в дом не идёшь? Я там насос починила и водогрей. Можно даже ванну принять, хотя напор так себе. Завтра ещё покручу, а то сейчас заклевали, «когда, да когда». Старое всё, с ума сойти насколько, но сделано крепко.

— Да что-то не хочется, — вздохнул я. — Погода хорошая, свежий воздух, а там пыль веков…

— Поругался со своей, что ли?

— Ну, не прям поругался… Просто разошлись дорожки, бывает. Ей налево, мне направо… или наоборот.

— Ничо, другую найдёшь, — она сочувственно ткнула меня маленьким твёрдым кулачком в плечо. — Ты норм, ничо так.

— Серьёзно? — рассмеялся я. — Рад слышать.

— Но-но, — возмутилась Крисса, — не подумай чего! Грёмлёнг только с грёмлёнг!

— А почему? — заинтересовался вдруг я.

— Потому что если ты мужику в ширинку дышишь, то это повод для глупых подначек, а не отношения.

— Не преувеличивай, не в ширинку, а в пупок.

— Это просто ты не самый дылдовый дылда. Бывают и дылдее.

— Но это позиция, не биология?

— А, вот ты о чём. Детей мы бы смогли завести, если что. Есть примеры. Но чот я не слышала, чтобы из этого что-то хорошее выходило, да и детишки обычно ни туда ни сюда, и мелкие, и в грём не шарят. У нас, грёмлёнг, куча приколов, которые вам не понять, да и у вас, дылд, много всякого, что нам вообще не впёрлось. О чём вообще можно разговаривать с человеком, который элементарно не может движок перебрать?

— Понимаю тебя, — кивнул я. — Со своими всегда проще.

— Ясен-красен. Но это не значит, что мы с тобой не можем выпить, дылда!

— У тебя есть выпить? — удивился я.

— Нету. Но твоя проболталась, что ты можешь открыть дверку туда, где есть. Согласись, поводов предостаточно. Во-первых, мы все чуть не сдохли, а ты нас спас. Во-вторых, тебя баба бросила, ты свободный человек и можешь угостить девушку, у которой нет на тебя никаких планов, просто пива хочется.

— Логично, — засмеялся я. — А тебе пить не рано? Тебе шестнадцать же.

— Ой, ты ещё скажи, что в шестнадцать пива не пил!

— Пил, но тайком, с пацанами, за гаражом. У нас в бар таких мелких не пускают.

— Если не пустят, вынесешь мне кружку! — решительно сказала грёмлёнг.

* * *

Дверь в заброшенном доме открылась без проблем. Я сначала этому удивился, потом удивился своему удивлению — с чего бы настолько древней штуке перестать работать именно сейчас? Понял, что подсознательно ожидал, что, раз кончились наши отношения с Аннушкой, то с ними закончатся и все остальные чудеса. Но нет, Мультиверсум, похоже, не против принять меня в одиночку.

Мы с Криссой шли по вечерней Библиотеке, оглядываясь по сторонам. Я искал заведение, хотя бы с виду похожее на то, где нальют пива пыльному, чумазому мужику в походной одежде с рюкзаком на одном плече, винтовкой на другом, пистолетом на поясе в компании с желающим выпить ребёнком. Пока всё, что попадалось, выглядело слишком семейным и приличным, но я не отчаивался. Крисса просто самозабвенно пялилась, для неё другие миры пока в новинку.

— Ух ты! Ещё мораториум! — завопила она так, что на нас обернулась вся улица.

Правда, здесь «вся улица» — это человек десять примерно. Библиотека, мягко говоря, не выглядит страдающей от перенаселения.

— Пошли, пошли к нему! — девчонка потащила меня за рукав через площадь. — Что встал? Подними меня, ну! Давай, тебе что, трудно что ли? Для чего-то же ты вырос таким здоровенным дылдой?

Я поставил на брусчатку рюкзак, положил на него винтовку и послушно присел. Мне действительно не трудно, да и дел других нет.

Усевшаяся мне на шею Крисса впилась руками в старый механизм, оглаживая его ощупывая, чуть ли не целуя.

— Ох, бедный… Кто же его так… Ну, разве так можно… — приговаривает она, покачивая какие-то тяги и покручивая какие-то валы. На удивление, её действия кажутся осмысленными — по крайней мере с моей точки зрения, расположенной между её ногами.

— Слезай, хватит, — попросил я, — ты довольно тяжёленькая для своего роста.

— У нас, грёмлёнг, кость плотная, — ответила она недовольно, — ну ещё минуточку, а? Это так интересно!

— Грёмлёнг и мораториум! Какая драматичная сцена! — проскрипел чей-то сухой голос рядом.

Я, не слушая протестующий писк Криссы, ссадил её на землю и повернулся к говорящему.

Рядом с нами, с интересом наблюдая за происходящим, стоит высокий, худой, с резким чертами мужчина неопределённо-средних лет. Он одет в нечто, что хочется назвать «сюртуком», хотя я понятия не имею, как выглядят сюртуки. На лице его очень тёмные круглые очки, что, с учётом вечерних сумерек, намекает на непростые глаза. Я было напрягся, предположив, что до нас добрался кто-то из Конгрегации, но он представился:

— Лейхерот Теконис, адъюнкт-профессор Библиотеки.

— Лёха. Просто Лёха. А это Крисса, вольная грёмлёнг-девица.

Имя очкастого показалось мне знакомым, где-то я его не так давно слышал…

— Вы эксперт по мораториумам! — вспомнил, наконец. — Про вас Олег говорил!

— О, да вы, я смотрю, искатель знаний? — улыбнулся Теконис. — Интересуетесь этим вопросом?

Улыбка у него такая же сухая и безэмоциональная, как голос. Дежурная гримаса, не более.

— Ну, так, в порядке общей эрудиции, — уклончиво ответил я.