— А ты с какой целью интересуешься?
— Просто спросил.
— Извини, ты не похож на оптовика. Так сколько за три дня?
— Ну, у вас три машины, грузовые, класса до трёх тонн, значит двенадцать «соток» день. Итого тридцать шесть.
— У меня купоны Терминала.
— Тогда тебе в обменник. Вон, видишь, в том здании, наискосок? На первом этаже, там сразу от входа видно.
— А сам не разменяешь? Можно с небольшим дисконтом, я не обижусь.
— Не, извини парень, у нас с этим строго. Плата только в сотках, размен только через обменник. Если узнают, то выкинут нафиг и оштрафуют так, что мало не покажется. Не, я бы рад, но никак. Но если потом, когда разменяешь, накинешь чуток за дополнительный контроль сохранности груза, не обижусь.
— А что, воруют?
— На стоянке-то? Не, мы следим. Но всегда может случиться форсмажор, понимаешь?
— Чего ж не понять. Ладно, пойду в обменник.
За окошком обменника сидит строгая некрасивая женщина средних лет, рядом маются от безделья два охранника в трениках, пиджаках и кепках. Сидят на стульях, вытянув грязные ноги в резиновых шлёпках, вяло режутся в карты; у стенки прислонены дробовики. Если бы я захотел ограбить здешнюю кассу, они бы даже понять ничего не успели.
Разумеется, Сашка и тут произвела фурор. Охранники бросили карты и выпучили глаза, тётка аж чуть в окошке своей будки не застряла.
— Божечки, какая прелесть! — засюсюкала она. — Дорогая небось?
— Да уж не дешёвая, — строго ответил я. — Мне бы деньги разменять.
— Ах, да, конечно. У вас какая валюта? — тётка, вздохнув, села на место, но всё равно косится на рободевочку, аж шею сворачивает.
Права Алина, если нас и запомнят, то как «ну, те, с роботом».
— Купоны Терминала.
— Курс над окном, слева, видите? Официальный.
— А есть неофициальный?
— Не у нас, — ответила женщина, — покосившись на навостривших уши охранников.
— Понятно, — ответил я. — Ничего, я по официальному поменяю. Люблю, знаете ли, всё официальное…
Женщина на это почему-то обиделась и поджала тонкие ярко накрашенные губы в куриную гузку, но отсчитала положенное.
Официальный курс — пять купонов к сотке. Выглядит слишком круглым для установленного рыночным путём. Думаю, неофициальный отличается от него довольно сильно, так что я решил поменять немного — заплатить за стоянку и на карманные расходы.
«Сотки» оказались небольшого размера купюрами из тонкого гибкого пластика. На них с неплохим качеством пропечатана надпись «Обеспечено Союзом Организованной Торговли», много затейливых виньеток и изображение маяка на фоне города, явно сделанное с натуры. У нас бы такие немедля прозвали «хуйками», уж больно у маяка вид задорный. Номиналы купюр: три, пять, десять, двадцать пять и сто. Может, есть и другие, но мне их не досталось.
Когда засунул их в карман и пошёл к выходу, охранники отлепились от стульев и направились за нами.
— Эй, постой, как там тебя…
— Лёха.
— Стой, Лёха.
— Чего надо?
— У тебя ещё валюта есть?
— А ваше какое дело?
— Ты не борзей, ты отвечай, раз спросили!
— А то что будет? — приветливо улыбнулся я.
— Ты, Лёха, не понимаешь. Валюта запрещена. Надо менять на сотки сразу.
— Я и поменял.
— А вот нам кажется, что ты не всё поменял.
— Всё.
— А если я проверю?
— То я прострелю тебе тупую башку, мудила, — я упёр ствол пистолет ему в лоб так быстро, что он даже дёрнуться не успел. Они даже дробовики не взяли, так у стены и стоят. Тоже мне, гоп-стоп, позорники.
— Ты не понимаешь, Лёха! — ребята сразу побледнели и подняли руки. — Мы бы по нормальному курсу взяли! Тебе же добра желаем!
— И какой нормальный?
— Пя… три «хренделя» за купон!
— А если не пиздеть? — я толкнул его стволом в лоб так, что он отступил, запнулся и упал бы, если б его не подхватил товарищ.
— Восемь! По восемь возьмём! Реально, Лёх, тебе никто тут лучше цены не даст!
— Не интересует. Счастливо оставаться.
— Ну и дурак, — сказали мне вслед. — Всё равно отожмёт кто-нибудь. И бабки, и робота твоего. Пожалеешь ещё.
Но я уже вышел на улицу.
— Ничего себе тут разбежка курсов, — сказал я Донке-Дуньке. — Как он их там назвал? «Хрендели»? Похоже, что чёрный рынок не сильно верит в их покупательную способность.
— Дай поглядеть-то! — попросила она.
Я выдал ей «десятку хренделей», она покрутила в руках, пощупала, посмотрела на свет, даже зачем-то понюхала.
— Да, с такой картинкой удивительно что хуже не прозвали, — вернула купюру мне обратно.
Сашка внезапно протянула требовательным жестом манипулятор.
— Тебе? — удивился я. — Нафига тебе деньги? Ну, на, если хочешь.
Рободевочка аккуратно взяла десятку пластиковыми пальцами подняла перед собой и неторопливо пошла, огибая площадь. Остановилась, показала пальцем. Мы с Донкой подошли встали рядом.
— А, она ракурс искала, — сообразила глойти. — Смотри, действительно с этой точки рисовали.
Я сравнил картинку на купюре с видом площади — совпало. Только на рисунке из центра купола как будто бы луч в небо. Ну, или струйка. Не знаю, что хотел изобразить художник.
— Спасибо, Саш, примем к сведению, — похвалил я роборебёнка, хотя понятия не имею, что нам даёт эта информация.