Та сторона, где ветер

– Знаю, чего боишься, – сказал Генка.

– Чего?

– Боишься, что мать бегать не пустит, если натворишь чего-нибудь.

– Подумаешь! Этого кто хочешь забоится, – уверенно сказал Илька.

Он, видимо, не ожидал, что все так развеселятся. Посмотрел, как хохочут, и хмуро заметил:

– Лучше бы рогатину сделали. Чайник вешать некуда.

Генка встал и пошел к палатке за топориком.

Когда он вернулся, все опять молчали. Илька с Иваном Сергеевичем колдовали над чайником, сыпали из пачки заварку. А Владик снова стоял у костра и смотрел на пламя.

…Все-таки Генка многого не знал о Владике. Он не догадывался, что пламя костра напоминает что-то Владику. И конечно, он не понял, почему вдруг Владька с размаху ударил ногой по обгоревшим сучьям.

От удара с хрустом рассыпалась головешка, скорострельно затрещали горящие ветки, а искры взлетели выше Владькиной головы. Владик быстро прикрыл лицо и шагнул назад, прямо в кучу хвороста и мелких кругляков, которые натаскал Илька. Там он вдруг покачнулся, неловко сел и удивленно сказал:

– Ух ты… Вот это фокус.

Владькин отец раньше всех понял, что случилось неладное.

– Глаз? – крикнул он. – Который?

– Да нет, – сердито сказал Владик. – Нога застряла.

– Будь ты неладен… Я думал, глаза обжег. Пляшешь у костра как бес.

– Кажется, доплясался, – откликнулся Владик.

Иван Сергеевич и Генка торопливо раскидали хворост.

Владькина нога застряла в развилке березового обрубка, похожего на большущую рогатку. Генка потянул эту рогатку, мысленно ругая ее на все корки.

– Ой, осторожней ты! – поспешно сказал Владик.

– Я тихо, – ответил Генка и снова потащил обрубок. Так осторожно, словно это была мина со взрывателем. Владькина нога вышла из развилки.

– Встань, – сказал Иван Сергеевич.

Владик шевельнулся и остался сидеть.

– Ну, в чем дело?

– Если б я мог… – виновато сказал Владик.

– Ну вот… Этого еще нам не хватало… Гена, дай фонарь.

Илька опередил Генку и кинулся в палатку за фонарем.

На щиколотке у Владика темнели две короткие ссадины: словно собака хватанула.

Нога выше ступни прямо на глазах заплывала мягкой опухолью.

– Очень больно? – шепотом спросил Илька.

– Даже в затылке отдается, – с кривой улыбкой сказал Владик.

Иван Сергеевич осторожно взял его ступню в ладони. Илька зажмурился. Он знал, что сейчас случится: будет рывок. Владик взметнется от боли. Но потом сразу станет легче, это уж точно.

– Знаешь что, Владик… – начал Иван Сергеевич и вдруг дернул его ногу крепко и резко.

Владик не крикнул. Он только выгнулся дугой, упал на трескучий хворост и закрыл глаза рукой.

– Ну что? – спросил Иван Сергеевич. Спросил растерянно, потому что видел: не удалось его лечение.

Владик молчал, не открывая лица. Генка вдруг подумал, что ни разу не видел, как Владик плачет.

– Больше не дергай, – сказал наконец Владик и начал дышать будто после долгого бега.

Иван Сергеевич посмотрел на Генку и тихо сказал:

– Неужели перелом?

Генка стоял, ужасаясь тому, как в одно мгновение может все измениться и рухнуть. Только что не грозила никакая беда. Было немного грустно, кое-что непонятно и все-таки довольно хорошо. Трещал огонь, булькал чайник, смеялся Илька.

И вдруг в один миг… Все кувырком!

Стоял рядом Илька, весь напружиненный, готовый рвануться за помощью.

Но где ее взять, эту помощь?

– Черт тебя дернул плясать у костра! – проговорил Иван Сергеевич. – Ну, что теперь делать?

Пожалуй, впервые слышал Генка в голосе взрослого мужчины такую растерянность и страх.

Что делать?

Генкина память, как луч локатора, обшаривала извилины реки, здешний берег и дороги. Что есть поблизости? Рощи, элеваторы, две деревни. С севера подходит лесной массив; туда уходили из лагеря в поход. Между лагерем и лесом, слева от шоссе, – Решетниково…

– Есть село, – сказал Генка. – Там больница, я помню вывеску. Хорошая больница, кирпичная. Врачей, наверно, можно найти и разбудить.

– Далеко? – резко спросил Иван Сергеевич.

– Отсюда километра два.

– Если быстро, минут за двадцать доберемся. Владика я понесу.

– Я сам, – сказал Владик.

– Помолчи.

– За двадцать минут не дойдем. Тут ведь нет дороги, – объяснил Генка. – А где дорога, я не знаю. Она по берегу идет, километров шесть.

– Пойдем без дороги. Илька, гаси костер.

– Ильке нельзя идти, – вдруг сказал Генка. – Он не пройдет.

– Почему?

– Это же не по асфальту скакать. Такие заросли по пути, овраги. Даже тропинок нет. А в оврагах сам леший ногу сломит. Колючки, кусты, крапива выше пояса. Куда ему? Да еще с голыми ногами.

– Думаешь, не пройду? – прищурившись, спросил Илька, и в голосе его ясно прозвучала Владькина интонация.

– Ну пройдешь, – сдержанно ответил Генка. – Только будешь застревать и отставать. А тут любая секунда на счету. – И, взглянув на Ивана Сергеевича, покачал чуть заметно головой: «Он не дойдет».

– Оставлять его тоже нельзя, – нервно возразил Иван Сергеевич.

– А что делать? – Делать было нечего. Генка это знал, когда спрашивал. – Про бандитов здесь не слыхали, – сказал он. – Хищников нет.

– Пожалуйста, – сказал Илька тонким обиженным голосом. – Думаете, я не останусь?

Иван Сергеевич взял его за плечи: