Та сторона мира

Я обернулся. Средний из приветственной делегации вышел первым в коридор, нацелив пистолет мне в живот. Я вышел с ним, и мы спустились на лифте на этаж ниже. Где-то на середине коридора мой охранник сказал:

— Эй, куда несешься?

Он открыл какую-то дверь и жестом пригласил меня внутрь. Я вошел в пустую темную комнату без окон и обстановки. Монотонность гладких стен нарушал лишь большой крюк с длинной цепью, заканчивавшейся наручниками.

— Застегни, — сказал охранник и подтвердил просьбу движением ствола.

Я надел наручники и защелкнул замки.

— Подойди ко мне, так чтобы цепь натянулась, — велел он.

Я выполнил поручение, после чего он положил оружие у порога и, достав из кармана тонкую цепочку, обошел меня по большой дуге и связал ею мои ноги. Конец он пристегнул к крюку и сунул ключ в карман.

— Я ведь мог дать тебе пинка, — буркнул я. — Так не подходят…

— Отсюда ты никуда не сбежишь, приятель. — Он поднял пистолет, поставил на предохранитель и спрятал в кобуру. — Разве что на ту сторону.

Он повернулся и шагнул вперед, потом остановился и снова повернулся ко мне.

— Дам тебе хороший совет, — тихо сказал он. — Цепь достаточно длинная — повесься. Это лучшее, что ты можешь для себя сделать.

— Э-э… Знаешь, как бывает с хорошими советами — никто им обычно и не думает следовать, — весело ответил я.

Я продолжал улыбаться, когда он закрывал дверь, и потом еще немного после, пока не осознал, что, возможно сам того не желая, он снабдил меня кое-какой существенной информацией. Впрочем, это все равно нужно было проверить. Я тщательно осмотрел стены и потолок, а потом, не видя никаких объективов, обмотал шею цепью и подогнул ноги. Дернув несколько раз головой, я поскреб пятками по полу и, полузадушенный, повис на цепи. Я провисел так минуты две или три, но никто не появлялся. Решив, что, если бы здесь за мной как-то подсматривали, кто-то уже наверняка бы пришел, я встал, освободил шею и, несколько раз глубоко вздохнув, сел у стены и опустил голову на руки.

Я застыл в классической, хорошо всем известной позе, полной отчаяния и безнадежности. Лишь язык размеренно двигался во рту. Я водил им по нижней десне с левой стороны до тех пор, пока из дырки от удаленного вчера коренного зуба не выскользнула маленькая капсула. Интендант из ЦБР не сумел убедить меня в ампутации пальца, но зубом я пожертвовал. Я повернул капсулу несколько раз языком, пока не убедился, что держу ее между зубами нужным концом вперед. Раздвинув губы в широкой улыбке, я сдавил капсулу зубами. Что-то слегка треснуло, капсула стала несколько мягче, и из маленького сопла ударила тоненькая струйка кислоты. Несколько секунд спустя цепочка, соединявшая браслеты наручников, распалась; я поспешно пережег цепь, соединявшую меня со стеной, и, наконец, тонкую цепочку, спутывавшую ноги. Встав, я выплюнул капсулу в угол, положил куски цепочки на ботинки, так чтобы она казалась целой и одновременно ее можно было бы легко отбросить ногой, и взял в руки концы цепочки наручников. Внешне все выглядело так, будто я все еще скован по рукам и ногам. Все могла испортить лишь какая-нибудь камера слежения, но, как известно, не всегда все удается. Я терпеливо простоял час и восемь минут, пока не послышались шаги в коридоре. Кто-то остановился у двери, прислушиваясь или оглядываясь. Или наблюдая за мной. Я тоже смотрел на дверь, чуть наклонив голову. Щелкнул замок, и в полосе света появился Табби.

Быстро войдя внутрь, он зажег свет, посмотрел на меня и, закрыв дверь, оперся о стену, скрестив руки на груди. Оружия у него не было, по крайней мере, я его не видел, и это меня слегка обеспокоило.

— Вуди не хочет портить тебе рожу, — тихо сказал он. — Фаррел тоже. Но об остальном разговора не было. Почки тебе, например, на той стороне не понадобятся. — Он слегка раздвинул сжатые губы. — Детей ты тоже больше делать не будешь, — добавил он, упиваясь собственными словами. — Я тебя кастрирую.

Он начал проявлять самостоятельность, и это мне не понравилось. В любой момент сюда мог за мной кто-то прийти. Я с сожалением посмотрел на него.

— Зато ты можешь делать детей носом. Видел я как-то раз хрен столетнего индейца. Совсем как твой шнобель. Ну просто и-ден-тичный! — оскалился я.

Он прикусил нижнюю губу, но не набросился на меня.

— Нос-с-с… — прошипел он. — Да я тебе оба твоих яйца в ноздри засуну. Будешь задыхаться…

— Хватит выделываться, гнида. — Я сплюнул в его сторону сквозь зубы. — Х-ха! Знал я таких чудаков — становились вечерами у плаката с Шварценеггером и дрочили до потери пульса…

Он стиснул челюсти и сделал шаг в мою сторону. Потом бросил взгляд на цепь и остановился.

— Не тяни лапы, дерьмо собачье! — рявкнул я.