Таба Циклон

На дороге нет никого, кроме них, редкие прожекторы на крышах гаражей освещают путь. От расположенной неподалеку конфетной фабрики распространяется густой сладкий запах карамели, перебивая ее духи. Вера оборачивается, стягивая с себя наушники:

– А, это ты… – с облегчением говорит она.

– Я…

– Вот дурак, напугал меня! Вечно появляешься из ниоткуда, как привидение… Ты знаешь, я из дома свалила. Мама в школу заявилась, ну ей там и рассказали все. Что меня там типа уже полгода не видели. И про всю эту историю с Армасом рассказали. Он, кстати, с ума сошел. Вообще в салат. Не верь ни одному слову, если его встретишь. Полную чушь несет: про революцию, инопланетян – жесткая шиза. Доучился, блин. Знаешь, даже страшно. Я раньше думала: о, прикольно, наверное, быть сумасшедшим. Мультики с закрытыми глазами смотришь и все такое. Так вот ни фига подобного. Реально страшно и жалко его. А мы с мамой посрались в салат. Она конченная сука. Я теперь домой не вернусь.

– Да, я знаю.

– А, прости, постоянно забываю… Ты ж у нас всегда все про меня знаешь. А я тоже сука та еще. И тоже конченная.

– Неправда.

– Правда! – кокетничает Вера. – Я конченная сука! Я дрянь!

Она встает на цыпочки, чтобы увидеть свое отражение в окне припаркованного автомобиля.

– Нет, не правда. Ты очень чувствительная и ранимая.

– Серьезно так думаешь? А еще какая я?

– Ты… Ты скрытная. Любишь придумывать себе разные тайны. Еще ты все переживаешь в себе, никому не показываешь своих эмоций: у тебя от этого даже аллергия началась, видишь, вот тут, на шее. И ты невероятно сильная. Если бы мне пришлось пережить то, что выпало тебе – я бы сдох на хрен, в слезах и соплях.

– А ты тоже сука! – смеется Вера. – Льстивая сука!

– Да нет. Просто больше всего на свете людям нравится слушать о самих себе. И ты не исключение.

– Да, ты прав, наверное… Кстати, я татуировку себе сделала! Смотри! – Вера закатывает рукав. На плече у нее еще не зажившая покрасневшая кожа, цветной рисунок – два маленьких зеленых монстра, похожих на крокодилов.

– А кто это такие?

– Спиногрызы!

– Ааа… Похожи…

– Слушай, я такая эгоистка, только о себе говорю, а у тебя-то что нового?

– Прикинь, они убили Батукаду.

– Как это?

– Разорвали ей нитки, ну шов на заднице, и вытащили через дырку весь поролон. И записку посмертную написали еще. Я сегодня утром нашел.

– Салат!

– Когда ты наконец избавишься от этого дурацкого слова?

– Даня, не будь занудой!

Они проходят мимо автосалона FIAT, приютившегося рядом с овощебазой, за железными ворогами которой слышны невнятные разговоры припозднившихся кавказских торговцев. Неоновый логотип FIAT отражается во фруктовых нечистотах, которые бурным потоком текут через дорогу. Даня с Верой перепрыгивают его, поднимаются на железнодорожную насыпь: до Черной Речки осталось идти совсем немного. Вдали слышен гул идущего поезда. Даня смотрит на часы.

– Да че ты, пошли, он же еще далеко! – говорит Вера. – Нет, давай подождем, пусть проедет…

– Дань, не тупи! Мы миллион раз уже успели бы пройти! – Нам нужно обязательно подождать. Писатель достает баллончик для сифона и кладет его на рельс. Через десять минут тепловоз с ревом проносится мимо них, отшвыривая баллончик – тот вылетает на насыпь, падает на залитый соляркой гравий рядом с блестящим черным кусочком каменного угля.

– Ну че, теперь можно идти?

– Я тебя очень прошу: подожди еще минуту, не переступай рельс!

– Данечка, ты тоже с ума сошел, а? Армас себя очень похоже ведет!

Писатель снова смотрит на часы.

– Все, пойдем…

Они перебираются через насыпь. Недостроенная высотка невдалеке, наверху в темных проемах безжизненных пока окон мерцают своим потусторонним свечением рабочие-сварщики.

«Получено новое сообщение». Писатель смотрит на экран мобильного телефона, вновь и вновь перечитывает текст.

– Что там? – спрашивает Вера.

– Ничего… – качает головой Даня.

– Точно? Даже в темноте видно, как у тебя лицо побледнело.

– Да нет, это просто… Ну, неважно… Сука! Писатель с силой бросает телефон об землю, у того отлетает передняя панель.

– Неважно, говоришь? – Вера подбирает мобильник. – Смотри-ка, работает еще…

– У тебя есть сигареты?

– Ты же не куришь!

– Похоже, что уже курю.

– Есть, конечно. Держи! Видишь, не я одна скрытная…

Они выходят дворами к метро. На площади взмывает вверх разноцветный электрический салют – глупый некрасивый шар на высоком столбе, не убранный с новогодних праздников. Возвращающиеся после работы люди толпятся у коммерческих ларьков, разношерстная музыка льется из них отчаянной какофонией.

– А ты боишься умереть? – вдруг спрашивает писатель Веру.

– Интересные у тебя вопросы. Но вообще нет, не боюсь.

– Почему?

– Не знаю даже. А чего бояться? Мне кажется, когда умираешь, ничего не происходит: нет никаких туннелей, ни божественного света, ничего. Все равно, что перегорает одна из лампочек в рождественской гирлянде. Куда она отправляется? В рай? В ад? Бред собачий: она просто перегорает и все. Просто из нее уходит ток.

– Интересная теория… А куда он уходит?