Таба Циклон

Я смотрю в сторону берега, куда указывает его рука. В сумерках, в которые уже успело погрузиться побережье, горит костер. Вокруг него танцуют люди в блестящих черных гидрокостюмах с аквалангами, к спинам их позади баллонов привязаны какие-то большие мешки. Время от времени то один, то другой аквалангист наклоняется спиной к костру, подпаливая свой мешок.

– Кто это? – спрашиваю я старика, но его уже нет рядом.

Мешок срывается со спины очередного аквалангиста. Визжит и выпрыгивает из костра, опалив шерсть. Это какое-то животное. Оно ныряет в воду и быстро плывет ко мне. Мои глаза становятся все тяжелее. Мысли путаются и теряются, натыкаясь друг на друга, а потом и вовсе исчезают, постепенно растворяясь в морском воздухе, пахнущем грозой и жженой шерстью.

Главное – не думать ни о чем, и тогда обязательно приходят сны, где бы ты ни находился. Сны. Сладкие и тягучие, как патока. Сны и дежавю сделаны из одного и того же. Бывает так, что во снах вспоминаешь другие сны, которые видел раньше. Иногда этих воспоминаний очень много, они быстро сменяют друг друга и, хватаясь за них, ты пытаешься добраться до чего-то важного. Ты кричишь «Вот оно!» и можешь дотронуться до него рукой, и, когда тебе остается совсем чуть-чуть – ты просыпаешься. То, о чем ты догадывался всегда, просто не мог назвать нужными словами, исчезает, оставляя лишь ощущение пережитого мгновения ясности и смутного обещания вернуться еще раз. Нужно научиться задерживать дыхание. Нужно нырять глубже…

– Привет, говнюки! – медленно, по буквам читает Яночка.

Я слышу как блюдце скользит по доске. Я лежу в темноте под одеялом.

– Киска, а это точно Курт Кобейн? – спрашивает Сидней. Блюдце останавливается на очередной букве.

– Я, – читает Яночка.

– Ну, хорошо. Тогда как ты выглядишь?

– Как му…муж… Как мужик! Он выглядит как мужик.

– Кто его убил, – говорит Сидней, – спросите, кто его убил?

– Кто тебя убил?

– И… – читает Анечка, – идите на хуй!

– Какой-то грубый Курт, – говорит Яночка, – хамит, как грузчик. Давайте кого-нибудь другого вызывать.

– Давайте. Только вот кого? Может быть, Святого Августина?

– Уолта Диснея, – предлагает Сидней.

– Да ну, он в прошлый раз говнился еще хуже Курта!

«Твои объятья тщщ-тха-тха», – радио захлебывается в полосе прокрутки.

Мне в ноги утыкается мокрым носом Пуфик, наша маленькая глупая такса. Он вцепляется зубами в ватное одеяло, но я прогоняю его. Мне жарко, а в голове клубится тупой сияющий туман – так бывает, когда проспишь весь день. Одеяло и простыня мокрые от пота, я сгребаю их в большой мятый ком, а сам сажусь по-турецки на матрас и пытаюсь прийти в себя.

– Блин, куда Ритка пропала? – нервничает Яночка.

– Наверное, Папаша не хочет делиться вином, а она его разводит.

– А почему он не хочет делиться? – удивляется Сидней. – У него же там целая бочка. И кстати, откуда она вообще взялась в подвале?

– Этого никто не знает. Мне даже кажется, он ее материализовал силой мысли, когда в копилке Тимы закончилась мелочь. Или телепортировал откуда-нибудь. В экстремальных ситуациях у людей иногда открываются такие способности.

– Анька, посмотри, что там с супом…

На нашей веранде пахнет дождем. Второй этаж, несколько бетонных плит, брошенных на ржавый металлический каркас; старые провода, замотанные синей изолентой, тянутся вдоль опор внутрь дома. А вот и наше жилище в стиле «деструкционизм». Так Рита представляет его своим любовникам. Риты здесь нет, зато остальные на месте: Анечка помешивает что-то в большой кастрюле; Яночка лежит на животе перед ноутбуком и придирчиво рассматривает себя в карманное зеркальце, пока Сидней гладит ее подколенку и касается губами подушечек пальцев на ногах.

– Киска, дай я еще разок сыграю! – говорит Сидней.

– Отвали! – отмахивается Яночка. – Ты своими мародерами весь Инет уже потратил! А Киске до среды нужно написать курсовую.

– Ты же еще тему даже не придумала! – говорит Анечка. Она вынимает из раковины мокрую обгоревшую прихватку, выжимает ее и вешает сушиться. Пахнет жженой тряпкой…

– Вы чем тут занимались вообще? – спрашиваю я, протирая глаза. – Мне какая-то дрянь из-за вас снилась!

– Охохо! – радуется Анечка. – Вот он, наш герой!

– Кулака и туалета… – добавляет Сидней, направляясь к плите. – Старик, ты заснул сразу же, как они приехали. И еще на Риту успел за что-то обидеться. Хотя она тоже сегодня странная… Кстати, а что тебе снилось? Школа? У меня самые кошмарные сны всегда про школу: что конец года и все проебано так, что даже выгнать меня мало, а можно только казнить на месте.

«Летом листопадные растения теряются в общем великолепии, зато зимой они будут украшением сада», – напоминает нам радио.

– Лучше выключить его из розетки, – говорю я, – здесь нет громоотвода. Анечка отрывается от плиты:

– Сид, и правда, выключи радио.

– Да ну… – говорит Сидней, – я бы на вашем месте боялся не грозы. Вот этой железной хреновине, на которой держится потолок нашего восхитительного бункера, по моим подсчетам, уже лет десять. Слышите, как она трещит на ветру?..