Табак

Он собрался уходить, хоть сомнения его и не рассеялись, и натянул пилотку с красной звездочкой.

– Куда ты идешь? – грустно спросила Ирина.

Желая развеселить ее, он ответил шутливо, совсем как в студенческие годы:

– К санитарному далай-ламе… Хочу достать передвижную рентгеновскую установку.

И хоть говорил он веселым тоном, в голосе его прозвучало волнение.

– Да, это, конечно, необходимое приобретение, – сказала Ирина, удивленная тем, что можно так волноваться из-за какой-то рентгеновской установки.

Он снова взглянул на нес, озабоченно и задумчиво. В ее голосе он услышал равнодушие и усталость, дрожь мучительной неврастении, отчаяние и отчужденность, которые предвещали близкую и неизбежную гибель. Перед ним была обреченная душа из умирающего старого мира.

Чингис вспомнил Ирину, какой она была в юности, и ему стало больно за нее. На пороге он обернулся и сказал:

– Ты должна взять себя в руки и вернуться к труду, к своей профессии. Только тогда ты встанешь на ноги.

Она отозвалась с фальшивой бодростью в голосе: – Конечно, так я и сделаю.

Но она понимала, что этого не будет, и у нее опять задрожали руки.

После обеда пришла Лила. Ирина узнала ее сразу: эти русые волосы, голубые глаза и чистые, холодноватые черты лица запечатлелись в ее памяти со школьной скамьи. Еще в гимназии это лицо всегда поражало Ирину правдивостью и силой воли. Таким оно было и сейчас, только казалось более мягким – может, это жизненный опыт и радость победы смягчили его выражение. Стальные глаза стали совсем голубыми, а тонкие девичьи губы – более яркими, и в их очертаниях появилась сочная мягкость. Ирина наблюдала за Лидой с болезненным любопытством красавицы, сознающей превосходство другой красивой женщины.

Лила не красилась, и это придавало ей очарование свежести. Волосы ее, гладко зачесанные за уши, были уложены небрежно – и, должно быть, умышленно небрежно, чтобы прическа казалась как можно более естественной. Именно такая прическа шла к ее правильным чертам. Скромное черное платье оттеняло светлые волосы и золотистость кожи. От всего облика Лилы веяло здоровьем, спокойной силой жизни и красотой.

Ирина вдруг разозлилась. Зачем пришла к ней эта женщина? Может, захотела покичиться своей властью и успехами, посоветовать ей, Ирине, как ей жить впредь? И уж конечно, советовать она будет не с пылким, доверчивым добродушием Чингиса, а с ехидной любезностью умной, но озлобленной женщины, которую в прошлом травили и унижали. Ну что ж, пусть попробует! Ирина холодно взглянула на Лилу и приготовилась к защите.

Но вместо того, чтобы поучать с высоты своего положения, Лила начала совсем по-мальчишески, как она, бывало, говорила в гимназии.

– Смотри-ка! – сказала она, помахав рукой. – Полный порядок!.. Ты оказалась чудесным хирургом!

Ирина холодно и удивленно взглянула на нее.

– Как? Ты разве меня не узнаешь? – разочарованно спросила Лила.

– Узнаю, конечно, – ответила Ирина.

– А помнишь историю с моей рукой?

– Какую историю? – спросила Ирина.

– Ну, уж ото безобразие! – Лила недовольно поморщилась и улыбнулась чуть насмешливой, добродушной улыбкой. – Неужели не помнишь, у меня была сломана рука, а ты мне накладывала гипс?

– Не помню, – равнодушно ответила Ирина. – Где это было?

– В деревне, у Динко.

– Ну, когда я приезжала туда, ко мне всегда таскались больные… Чего только не приходилось лечить – в сломанные руки, и сломанные ноги.

– Глупости!.. – Лила присела на кровать к Ирине. – Ты давно забросила медицину, и вряд ли у тебя за всю жизнь наберется десяток пациентов… Ты в самом деле не помнишь? Динко позвал тебя потому, что я тогда скрывалась, а участковому врачу нельзя было доверять.

– Не помню, – бесстрастно повторила Ирина. – Наверное, я и не подозревала, что ты скрываешься.

– Будет тебе болтать чепуху! – Лила наклонилась к Ирине и потрогала ей лоб. – Потом ты даже прислала через Динко чемоданчик с одеждой, чтобы помочь мне скрыться… Ты почему-то не хочешь признаться. Неужели так сильно ненавидишь коммунистов? Неужели для тебя унизительно поболтать со мной?

Ирина взглянула на нее, но ничего не ответила. Опять она столкнулась с умением Лилы сразу докапываться до истины.

– Не бойся, я не выдам тебя милиции! – рассмеялась Лила. – И не думай, пожалуйста, что я пришла к тебе порисоваться или спросить, не нужно ли тебе чего-нибудь.

– Нужно! – неожиданно проговорила Ирина.

– Что тебе нужно?

– Заграничный паспорт!

Ирина холодно и со злобой взглянула на Лилу.

– На что тебе заграничный паспорт? – Голос Лилы стал суше, но она не потеряла терпения и не рассердилась.

– Чтобы не видеть вас! – зло отрезала Ирина.

– Такие мы плохие?

Наступило молчание, и перед Ириной снова промелькнули, как фильм, назойливые воспоминания о последних десяти годах ее жизни, но вспомнила она не отдельные эпизоды этого фильма, а лишь чувство пустоты и бесконечной печали, которое охватывало ее в часы одиночества.

– А ты любила свой мир, Ирина? – внезапно спросила Лила.

– Да! – ответила Ирина. – Любила.