И обоих синхронно передёрнуло от той мысли, что существуют на свете сумасшедшие, которые не могут найти себе места, чтобы копать, а ходят неприкаянно по земле и засыпают чужие Ямы.
— А зачем, зачем он это делал? — переспросил Хоак Гвин, понимая, что вопрос останется без ответа.
Поап Таш пожал плечами.
— Вето Гна спрашивал его, но тот молчит. Даже когда его кусают. Странный он какой-то. Не наш: никто его никогда не видел.
— Да, такое мог сделать только чужой.
— Понятно было бы, если бы он стал копать, — продолжал Поап Таш.
— Понятно, — кивнул Хоак Гвин, — значит, у него нет своей Ямы.
— Но засыпать, — продолжал Поап Таш, — это совсем непонятно. Вето Гна уже поразил его, — сообщил он, чуть помедлив, — он лежит теперь у него на заднем дворе. Ты можешь посмотреть, если захочешь.
Хоак Гвин кивнул. Конечно, он обязательно сходит. Не сегодня, конечно, и не завтра — попозже. Но обязательно сходит. Чужой — это интересно.
— Это у Вето Гна второй такой? — спросил Хоак Гвин.
— Третий.
— Не везёт Вето Гна. Они заполонят ему весь задний двор. Что он будет делать?
— Построит новый. У него лучшая Яма.
Оба опять замолчали. Хоак Гвин вспомнил, как — в прошлом году, кажется? — или уже несколько лет прошло с тех пор? — утром сам обнаружил в своей Яме чужого. Но тот копал. И лопата у него была какая-то необычная — с почти прямой ручкой, очень твёрдой на ощупь. Но остальное было понятно — он копал, хотел сделать Яму своей. Но не успел. Хоак Гвин тогда тоже поразил его и оттащил на задний двор. Он так и стоит там с тех пор — холодный, высохший — наверное, уже пустой внутри. Но других больше не приходило.
— Почему они не могут копать свои Ямы! — вырвалось у него.
Поап Таш понял — у него тоже был подобный случай, и думали они об одном и том же. Может, не совсем одинаково, но схоже.
— Наверное, они просто не могут Начать. Не знают, где, и как, и что для этого нужно.
— А мы знаем? — вдруг спросил Хоак Гвин. Он даже сам испугался своего вопроса — так неожиданно тот вырвался.
Поап Таш пожал плечами:
— Должны знать. Всякий Начинающий Копать Яму должен знать, как это делается: где выбрать место, каким должно быть место, какую брать лопату, поливать землю в этом месте или нет, и что говорить при первых ударах лопаты.
— А давно что-то у нас никто не Начинал, — произнёс Хоак Гвин.
— Давно, — согласился Поап Таш, — я что-то не припомню.
— А как же Начинать?
— Да зачем тебе? У тебя ведь есть своя Яма.
— Ну а вдруг с ней что-то случится?
— Что? Что с ней может случиться, если ты будешь каждый день копать?
— Тоже верно, — согласился Хоак Гвин. — Но я всё равно беспокоюсь… Этот чужой, что хотел засыпать Яму Вето Гна…
— Да, он тоже выбил меня из колеи, — согласился Поап Таш.
— И я не могу вспомнить, как Начинать.
— А зачем? Ты ведь копаешь. Если что-то вдруг случится с твоей Ямой, ты вспомнишь, как Начинать.
— А если не вспомню? — продолжал настаивать Хоак Гвин. И вдруг замолк, похолодев. Если не вспомнит — ему придётся точно также пытаться залезть в чужую Яму и начать копать её. И его будут выгонять хозяева Ям, а потом кто-то обездвижит, поразив. И придётся стоять у кого-то на заднем дворе, сохнуть, пока не иссохнешь полностью. А потом…
Он вздрогнул. Что потом? Этого не знал никто, приходилось только догадываться. Но каждый догадывался, как мог.
В памяти была пустота. А ведь он много раз видел тех, что стояли на заднем дворе у многих. Куда они потом деваются? Хоак Гвин спросил.
— Не знаю, — отмахнулся Поап Таш. — Зачем тебе это надо? Что-то ты любопытный стал в последнее время, много вопросов задаёшь. Яма этого не любит.
Хоак Гвин испуганно покосился в сторону Ямы. Его Яма никогда и никак не реагировала на слова. Как ей может понравиться или не понравиться что-то? Не путает ли его Поап Таш?
— Я ничего не помню, — медленно произнёс он. — Ничего. Как я Начинал Копать Яму — а может, я не начинал её? Может, я захватил чью-то? Или моя мне досталась по наследству?
— Пойдем в деревню, — предложил Поап Таш. — Успокойся. Всё ведь хорошо: у тебя есть своя Яма, дом, жена, дети. Ты хорошо копаешь, каждый день, от рассвета до заката. Соседи на тебя не обижаются, Яма тобой довольна.
Он говорил что-то ещё, но Хоак Гвин уже не слышал. Он никак не мог понять: разве Яма живая? Ведь её копаешь в земле. Живое — это в чём течёт кровь… Оно дышит, двигается. А Яма…
Они шли к деревне. К ним по пути присоединялись остальные, и скоро колонна втянулась на улицу деревни и тут же рассосалась по своим домам.
В доме жена молча поставила перед ним на стол горшок с Едой. Хоак Гвин, хоть и был голоден, есть не начинал. Новая мысль обеспокоила его.
— Жена, — позвал он. Та молча подошла и встала у стола. — Где ты берёшь Еду?
Она испугалась:
— Ты никогда не спрашивал об этом…
— Скажи, — настаивал Хоак Гвин.
— В Яме…
Хоак Гвин повернулся и окаменело посмотрел на жену. Он знал, конечно, что каждую ночь она ходит за Едой, но что она ходит к Яме…
— Расскажи, — потребовал он.
— Я… иду ночью, — запинаясь, начала жена, — к Яме, опускаюсь в неё… или наклоняюсь… Там, на дне, лежит Еда. Я беру её и ухожу домой.