Таблетки от жадности

– В ближайшее время поздно ночью не ходить, на подозрительные звонки не отвечать и вообще на провокации не реагировать. Будем действовать активно, но осторожно. А что касается твоего, Володя, предложения подключить официальное расследование, то этот вариант не самый лучший, и я тебе расскажу почему. Ребятки там работают горячие и импульсивные, они своими действиями могут загубить все дело. Сам же говоришь, что Ледов хитер. К примеру, они его с пылу сцапают, а он выкрутится, и что потом? Кто в первую очередь пострадает-то? Тот, кто все это затеял. Вот так-то!

Нам нужно найти доказательства вины Ледова, только не косвенные, а конкретные, и передать их Меранцевой. Несмотря на кажущуюся мягкость, она женщина умная и хваткая, если уж даже такой человек, как Сушенков, к ее мнению прислушивается. Уж она-то найдет способ разобраться с преступным супругом! Но для этого Инга должна нам поверить. Кстати, черкни-ка мне координаты той дамочки, которую Ледов домой провожал, надо бы выяснить, кто она такая.

На этом мы разошлись. Валерка отправился исполнять очередное задание, которое вручил ему в руки случай, а мы с Вовкой еще долго обсуждали превратности судьбы, знакомые как всему человечеству в целом, так и отдельным его представителям в частности. Эта ничего не значащая на первый взгляд беседа хоть немного отвлекла меня от грустных мыслей.

* * *

В понедельник с самого утра я ощущала жуткую нервозность. «Чувствую себя как уж на сковородке». Сейчас эта смешная ассоциация подходила к моему состоянию лучше. Рабочие дела, как назло, скопились в большом количестве, нужно было оперативно ликвидировать задолженность перед родной службой, а у меня не было ни сил, ни творческого потенциала. Тупо глядя на план передач последующего месяца, я пыталась выделить приоритеты, чтобы приступить к их реализации в первую очередь, однако мысли путались и все время наталкивались на какой-то внутренний барьер.

Валерки на рабочем месте не было, и это означало, что он ввязался в активное участие расследования. Я волновалась, ерзала на рабочем месте, то и дело вскакивая с места, чтобы посмотреть, не появился ли Гурьев. При этих моих действиях на лице Павлика воцарялось ленивое недоумение, он демонстративно провожал и встречал меня недоумевающим взглядом, но вопросов не задавал. Сейчас эта его черта – показное равнодушие – чрезвычайно меня устраивала, хотя я понимала, что на самом деле Павлик очень хочет узнать, что так занимает мои мысли.

Кроме нас двоих, в кабинете больше никого не было: у Галины Сергеевны и Леры был законный выходной. Оператор по своей неискоренимой привычке восседал в моем кресле, однако сейчас у меня не было ни сил, ни желания отвоевывать законную позицию. Дурацкое состояние, делать ничего не могу, только создаю видимость работы, так безрадостно думала я, перечитывая содержимое примерного плана, наверное, уже в десятый раз. Валерка, ну где ты? Хоть бы уж позвонил…

Гурьев появился в конце рабочего дня, когда я усилием воли, взяв себя в руки, заставила-таки себя работать. Взлохмаченный, как-то странно осунувшийся, но с горящими азартом глазами он прошел мимо нашего кабинета, дверь в который я сегодня специально не закрывала, дабы не проворонить его приход, и, не останавливаясь, бросил на ходу:

– Ирин…

Я вскочила и быстрыми шагами направилась к выходу:

– Ну что?!

В своем кабинете Гурьев неторопливо включил чайник, достал банку кофе с сахаром и принялся готовить себе напиток. При этом еще имел наглость как ни в чем не бывало осведомиться у меня, изнывающей от нетерпения:

– Тебе чай или кофе?

– Валер, я сейчас тебя побью, – совершенно честно предупредила я. – У тебя есть новости или нет?

– Новости-то? О, хороший кофе купил, рекомендую. Да, есть что порассказать. – Взглянув на меня, товарищ довольно широко улыбнулся и сообщил: – А знаешь, ты была права. Ледов действительно оказался тем еще типом. Слушай же!

И Валерка поведал мне историю, которая объясняла если не все, то, по крайней мере, очень многое.

Прежде всего, он рассказал о том, как удалось вывести господина редактора на чистую воду. Этот момент Гурьев описывал достаточно красочно, потому что сам принимал в нем непосредственное участие.