Лаборантка задумчиво покачала головой.
– Знаю, он копал под кого-то последние месяцы, – сказала она. – Слухи ходили по станции. Но под кого, зачем, понятия не имею.
– А кто это может знать? – во мне снова пробудился живой интерес.
– Никто, скорее всего. Мы расспрашивали Константина Георгиевича, его начальника, но даже он ничего не знает.
– А почему вы решили, что он под кого-то копает? – Странно, но мне не нравилась сообщаемая лаборанткой информация.
– Так он нам в лабораторию левые анализы приносил делать, – объяснила лаборантка. – Его спрашивали, зачем, для кого это – не говорит.
– Вы спрашивали?
– Ну да, – лаборантка чуть смутилась. – Когда он попросил меня их сделать, как же я могла не спросить.
– Вы же говорите, он предпочитал с вами не общаться.
– Ну, правильно! – подтвердила она. – У него была любимая лаборантка, которой он все свои анализы всегда и относил. Только теперь ее нет, она в отпуске, на море, вот он и принес их мне. Просил никому не говорить о его просьбе.
– Что вы и сделали.
– Но… – тут Кузьмина еще сильнее смутилась. – Мы же не имеем права делать левые анализы! Его любимая лаборантка, та делала для него все, о чем он ни попросит. Он ей последние пару месяцев постоянно что-нибудь приносил, поэтому мы и решили, что он под кого-то копает.
– А когда вам он принес этот левый анализ?
– Точно не помню, – лаборантка покачала головой. – Дней пять или шесть назад.
– И вы там что-нибудь нашли?
– Нет, ничего особенного. Все было в норме.
– А что это было? Продукты какие-нибудь? Чего именно делался анализ?
– Не знаю, – вид у нее был несколько растерянный, и отвечала она хотя и быстро и решительно, но при этом заметно нервничая. – Вообще-то, я не имею права вам всего этого рассказывать. Понимаете, информация для служебного пользования.
Я нервно вздохнула. Наверное, я с ума сойду от постоянно возвращающегося ощущения, что куда ни сунусь в этом деле, везде натыкаюсь на бетонную стену равнодушия и безразличия окружающих. Одни просто нагло заявляют: «Не ваше дело!» – а эта вот устроилась поинтереснее, и от необходимости отвечать на мои вопросы очень ловко спряталась за гриф «Для служебного пользования». В конце концов с Верейским они были коллегами, проработали вместе какое-то время. Неужели ей до такой степени безразлична его смерть?
– Как же может быть информацией для служебного пользования левый заказ? – произнесла я задумчиво и как бы про себя. Лаборантка посмотрела на меня пристально, но ничего не ответила. – Кстати, про этот левый анализ знали все в лаборатории? – решила я тем не менее продолжать задавать вопросы.
– Да, конечно! – лаборантка кивнула с совершенно искренним видом.
– И как же так получилось?
– Так я же спросила у заведующей лаборатории, делать мне этот анализ или не делать, – поспешила объяснить лаборантка. – Ну, Лариса Дмитриевна сказала: «Как хочешь, решай сама».
– А заведующая, конечно, и не подумала держать язык за зубами, – сказала я опять как бы про себя. – Потому-то до того, как Верейский обратился к вам с просьбой об анализе, никто на санэпидстанции не знал, что он под кого-то копает.
– Конечно, не знал, – ответила лаборантка беспечно. – И сейчас толком никто ничего не знает, что, зачем и почему.
Кузьмина повернулась к своим пробиркам, вытащила одну из них из штатива и, ловким движением взбалтывая ее содержимое, стала внимательно в него всматриваться, не иначе как давая мне понять, что пора кончать неприятный разговор. А я вдруг почувствовала холодок в груди от услышанной информации.
Получалось, что санитарный врач Верейский собирал на кого-то компромат, собирал тайно, так, чтобы никто не знал. Но информация просочилась из лаборатории, наверняка кто-то, против кого и был, собственно, направлен компромат, узнал о деятельности Верейского и решил его убрать. Но если это все именно так, как я предполагаю, то, во-первых, компромат должен быть достаточно серьезным, чтобы некто мог решиться на убийство. А во-вторых, этот таинственный некто непременно должен принадлежать к числу ближайших знакомых, работающих в лаборатории, иначе как бы дошла до них весть о таинственной деятельности Верейского.
Погруженная в свои размышления, я сидела возле лабораторного стола, хозяйка которого, с невозмутимым видом продолжая работать с пробирками, вдруг сказала:
– Не везет мне этим летом. Как раз жара, люди на пляжах, в отпусках, а я здесь должна торчать. Еще, как назло, работой загрузили. Все разъехались по отпускам, а тут куча срочных анализов пришла.
Я вздохнула. Это уже был совсем прямой намек, что пора, мол, проваливать, и я чувствовала, что проверить теперь знакомства лаборантки с возможным убийцей санитарного врача никак не удастся, для этого нужно более доверительное к себе отношение. Я действительно встала и уже собралась попрощаться, как вдруг вспомнила, что есть еще одна важная вещь, о которой непременно нужно спросить у лаборантки.
– Скажите, а анализ проб Верейского в пятницу тоже делали вы?
– Ну а кто же, конечно, я! – За деланой беспечностью ответа я ощутила, однако, некоторое напряжение. – И что?