– Конечно, – без промедления согласился мой собеседник. – Да, прапеллин, именно это вещество наша лаборатория обнаружила в пробах из ресторана Надежды Андреевой.
– Так вот, – продолжала я. – Мы установили, что прапеллин, это инсектицид, средство от комаров, и во всем нашем городе он используется только на фирме по производству противокомариных таблеток некоего предпринимателя по имени Дмитрий Клещев.
– Так, очень интересно! – голос заведующего пищевым отделом звучал глухо.
– Мы сегодня были в цехе Дмитрия Клещева, где он производит эти свои противокомариные таблетки. И там мы нашли станок по производству других глазурованных таблеток, ну, которые делали для людей, а не для комаров, чтобы их принимать внутрь, понимаете?
– Пока что не совсем. Что вы от меня хотите?
– Да нет, ничего особенного! – поспешила заверить я Маслина. – Просто мне пришла в голову одна идея. Я подумала, что Дмитрий Сергеевич мог быть отравлен с помощью именно такой таблетки, я как раз видела, как он принимал однажды такую.
– Чушь! Это было безвреднейшее лекарственное средство от несварения желудка!
– Ну а вдруг ему эти таблетки подменили? – возразила я. – Надо бы взять пробу со стенок этого станка, может быть, мы там обнаружим тот же самый прапеллин, от которого умер Дмитрий Сергеевич. И потом, в этом цехе хранятся документы, где указан покупатель и владелец этого станка. Сегодня утром я просила, чтобы мне показали их, но мне наотрез отказали, выгнав в шею. И вот я вас хотела попросить поехать туда, в этот клещевский цех. Вы как представитель санэпидстанции имеете право потребовать, чтобы вам показали эти документы. Кстати, вы можете и пробы взять на анализ. Если окажется, что на стенках станка имеются следы прапеллина, то представляете, какая это будет улика!
Последовала до неприличия долгая пауза, прежде чем Константин Георгиевич спросил меня:
– Вы что, все-таки приставали с расспросами к Раисе Александровне?
– Почему? Нет, – ответила я как можно наивнее.
– Откуда же вы тогда знаете, что он принимал таблетки?
– А я это видела своими глазами, – сказала я. – Еще в пятницу, в ресторане, сразу после обеда в «Олененке».
Маслин снова умолк на некоторое время. Я чувствовала, что от нервного возбуждения у меня начинают дрожать коленки.
– Итак, – заговорил он наконец, – вы хотите, чтобы городская санэпидстанция явилась на предприятие Клещева с проверкой, так?
– Ну, если вам нетрудно! – отвечала я по-прежнему по-детски наивно. – Там нужно со стенок станка пробы снять на наличие яда и в сейф к ним залезть, документы посмотреть.
– Так, понятно, – в голосе Маслина наконец-то появились прежние уверенные нотки. – Хорошо, мы сделаем то, что вы просите. Завтра утром, часам к девяти подходите ко мне на работу, мы вместе оформим все документы, необходимые для этого, и поедем в этот… ваш, как вы говорите, цех. Устраивает вас такое?
– Да-да, конечно! – поспешила ответить я. – Огромное спасибо вам, Константин Георгиевич!
Выключив мобильник и вернув его Валере, я обратилась к моим спутникам, продолжавшим смотреть на меня абсолютно ничего не понимающими глазами.
– Так, ребята! – сказала я торопливо. – Поедемте скорее! Нам надо спешить. И я вас должна сразу предупредить: этой ночью нам не придется слишком много спать!
Когда мы выехали на оживленный центральный проспект, я сказала:
– Костя, нам нужно на железнодорожную станцию Зоринский. Ты знаешь, где она находится?
– Зоринский? Ну, в принципе да, – сказал он. – Это оттуда вас сегодня в шею погнали?
– Именно! – подтвердила я. – И теперь, Костя, у тебя появляется замечательная возможность со всем этим разобраться.
В ответ Костя Шилов невозмутимо кивнул и прибавил скорость.
Железнодорожная станция светилась огнями в сгустившихся сумерках короткой летней ночи, глухо и таинственно грохотал проходящий через нее длинный товарный состав. Следуя моим указаниям, Шилов свернул с асфальтовой дороги на ухабистую, посыпанную щебенкой грунтовку, которая вела к клещевскому цеху по производству противокомариных таблеток. Как и утром, наша машина остановилась на неширокой, очень неровной и ухабистой парковке неподалеку от ворот, и мы посмотрели на темное, огороженное забором здание цеха. В находившейся рядом с воротами сторожке освещено было единственное окно.
– Так, – сказал Валера, оглядываясь. – Это, значит, и есть цех Клещева?
– Именно, – подтвердила я.
– Сторожа, однако, не спят, – заметил, кивая на окно, Костя Шилов. – И что теперь?
Неожиданно свет в окне сторожки погас, наружная дверь со скрипом отворилась, и оттуда вышли двое, как я была уверена, ночных сторожей. Один стал раскуривать сигарету, а другой закрывать дверь на огромный амбарный замок. После этого оба направились прочь от цеха по ухабистой дороге. Заметив нашу скромно стоявшую в стороне машину, они вдруг резко, как по команде, остановились. Мы слышали, как один из них сказал:
– Так, а это еще кто?
– А хрен его знает! – был ответ.
– А тогда какого хрена они здесь стоят? С вечера ведь здесь не было никого!
– Надо – значит, стоят. Пошли, ну их на хрен.