Таблетки от жадности

Особняк Димы Клещева, впрочем, справедливее было бы назвать его дворцом, находился далеко за Тарасовом, но вовсе не на берегу Волги, как это считалось престижным у большинства солидных людей нашего города. Ехали мы к нему по узкой и извилистой, но очень ровной, заасфальтированной дороге, мимо «частного сектора» – причудливой смеси крохотных, построенных еще в позапрошлом столетии деревенских домиков и новейших, огромных двух– и трехэтажных особняков из белого кирпича со всевозможными претензиями на совершенную архитектуру: лепными украшениями на стенах, цветными стеклами на окнах, башенками, стрельчатыми нишами, – почему-то называемыми коттеджами и принадлежащими небольшой прослойке внезапно обогатившихся людей. Таких особняков в пресловутом новорусском стиле с фигурными решетками-заборами и посаженными вокруг них небольшими еще каштанами, не приносящими дому ни малейшей тени, было очень много по дороге к Диминому жилищу, так что я искренне удивлялась, неужели на Руси стало так много богатых людей.

К дому Клещева мы подъехали, свернув с основной дороги на ухабистый, незаасфальтированный даже, а просто засыпанный щебенкой и утрамбованный проселок, ведущий сразу к четырем разномастным, но одинаково безобразным и безвкусным, хотя и очень дорогостоящим коттеджам. Дом Димы Клещева меня разочаровал. Это оказалась простая, со стенами какого-то странного землисто-серого цвета прямоугольная коробка с узкими и высокими, точно бойницы, окнами в верхней части здания, плоская и покатая, как у блиндажа, крыша, одна-единственная ведущая в дом дверь, при ней простое выложенное из кирпича крыльцо. Рядом находились ворота устроенного прямо в доме гаража, открывавшиеся, похоже, изнутри. Сам дом окружала невысокая кованая ограда, а за ней в два ровных ряда посаженные молодые клены, верхушки крон которых, однако, уже переросли уровень крыши.

– Да, подросли деревца-то! – сказал задумчиво Виталька Белоусов, когда мы подъехали к дому и остановились напротив невысоких решетчатых ворот. – Значит, наш Дима хорошо ухаживает за ними, поливает каждый день.

Это было, похоже, так. Каждый клен был тщательно окопан, и земля возле стволов явно несла на себе следы регулярного полива.

– Однако неказистый вид у Диминого домика, – заметил Володька.

Белоусов, соглашаясь, кивнул.

– Дима к такой вещи, как архитектура, абсолютно равнодушен, – пояснил он. – Зато очень ценит комфорт и домашний уют. В этом, кстати сказать, у нас сегодня еще будет возможность убедиться.

– И еще он деревья очень любит, правда? – спросила я, кивая на кленовые посадки вокруг дома.

– Да, но только не сами по себе, а постольку поскольку они создают комфорт и домашний уют, – заметил Виталий. – Три года назад, когда Дима этот дом устраивал, он кленовые крупномеры за большие деньги в лесном питомнике покупал, своими руками каждое дерево в землю высаживал. Мы над ним смеялись, говорили: «Сажал бы ты что-то приличное, каштаны или голубые ели, а не эти дебильные клены». А Дима отвечал: «Сами вы придурки! Голубые ели в наших краях растут плохо, медленно, и тени не дают ни хрена».

– Так он из-за тени эту кленовую рощицу вокруг дома устроил?

– Конечно! – Виталька усмехнулся. – А вы думали, для красоты, что ли? Вы погодите, они еще года через два разрастутся, кронами над крышей дома сомкнутся, и тогда внутри даже кондиционер не понадобится, в самую дикую жару там прохладно будет!

– Но и солнечный свет будет проникать с трудом, – заметила я, не слишком восхищенная высказываемыми нашим другом идеями.

– Ну, чего-чего, а солнечного света в наших краях и так предостаточно, – возразил Виталька, вытирая со лба пот. Теперь, когда мы остановились, в машине сделалось нестерпимо жарко и душно. – Да и не любит наш Дима солнечный свет, предпочитает электрический. И жару тоже больше всего на свете ненавидит. Так что вот такой дом совершенно в его вкусе, я вас уверяю. Кстати, да где же хоть кто-нибудь? – воскликнул Белоусов вдруг, нетерпеливо сигналя. – Или Дима уже умчался, не дождавшись нашего приезда? Или он, разбудив нас, снова завалился спать?

Казалось, ничего не произошло в ответ на нетерпеливые сигналы Виталькиной машины, только какая-то старушечья голова показалась на мгновение в окне расположенного напротив роскошного особняка. Показалась и тут же снова скрылась. Ни единой живой души так и не вышло нам навстречу из клещевского дома, но у ворот вдруг зажглась лампочка, свет ее был едва различим в ослепительном блеске утреннего солнца, и раздался человеческий голос:

– Кто такие? Что нужно?

– Дима, это я, Белоусов, – прокричал, высунув голову из окна машины, наш друг. – Ты мне час назад звонил, и мы договорились о встрече.

Ответа опять же не последовало, но кованые узорчатые ворота особняка вдруг разошлись в стороны, и наша машина, въехав во двор, припарковалась под сенью раскидистого клена.

– Пойдемте, – сказал, приглашая нас выйти из машины, Виталий. – Димка ждет нас.

– А он что, так и не выйдет нас встретить? – несколько ошарашенно спросила я.