Она начала с того, что подружилась с приходящей на несколько часов официанткой и поваром, местной девушкой по имени Пам. Затем она тщательно отмыла и заново оформила ресторан. Кейт придумала новое меню, поставила на столы маленькие вазочки с цветами, починила сломанные и рваные стулья, заново выкрасила все помещение.
Она также сделала генеральную уборку в доме Стимсона, который был изрядно запущен его владельцем за годы полного пренебрежения к чистоте. Она натерла полы, выбила пыль из ковров, вытерла везде пыль и вымыла все, что можно. Ивелл Стимсон следил за ее действиями с беспомощным восхищением, постоянно повторяя, что Кейт ну совсем как его любимая жена Франсес. Словно бы она возвратилась домой. Он называл Кейт «динамо» и пел ей дифирамбы. Он не уставал нахваливать Кейт всем тем, кто останавливался у его бензоколонки пообедать и заодно поболтать с хозяином.
Кейт готовила так же прекрасно, как и обслуживала клиентов. Она быстро научилась непростому искусству быстрого выполнения заказа – могла приготовить ветчину с яйцами сразу на четверых на одной решетке и одновременно заниматься сандвичами; из вчерашнего блюда – мяса с картофельным пюре, зеленой кукурузой и бобами с соленой свининой сделать кушанье, вкусное и сегодня. Вскоре она стала главным лицом на кухне.
Кейт содержала ее в образцовой чистоте и порядке, пища, приготовленная ею, настолько превосходила то, что удавалось состряпать Ивеллу самому, что вскоре в ресторане было полным-полно посетителей. Водители грузовиков и разный путешествующий люд прослышали о разительных изменениях к лучшему и останавливались уже не только за тем, чтобы заправиться бензином («Следующая бензоколонка через 40 миль»), но и отдохнуть.
Они приходили сюда не только ради еды. Им нравилась пикантная и свежая внешность Кейт и ее приветливость. Она открывала ресторан вовремя, и с каждым днем дела ее шли все лучше и лучше, и те посетители, которые первое время жаловались на ее медлительность на кухне, стали регулярными гостями. Они шутили с ней насчет тяжелых времен, и со временем она стала для них как бы отдушиной – ей частенько жаловались на тяготы шоферской жизни и ворчание жен по приезде.
К их дружескому отношению, конечно, примешивался и иной интерес. Она носила накрахмаленную клетчатую униформу, которая ей очень шла, и выглядела эффектной. Но была какая-то загадка в ее умных глазах, она сквозила и в быстрых легких движениях, и в роскошных льняных волосах, которые падали на плечи в то время, когда не были заколоты, – чтобы не мешать работать. Во всем ее облике было что-то мягкое, элегантное и женственное, и даже самым бойким посетителям было как-то неловко подойти к Кейт с двусмысленными предложениями.
Большинство из них были влюблены в девушку сразу же после первого знакомства, и по этой причине они часто приходили опять и опять, но уже поодиночке. Единственной причиной, по которой они не делали ей никаких сомнительных предложений, была ее юность, а также то, что Ивелл Стимсон рассказывал всем, что Кейт – единственная дочка его сестры, приехавшая погостить с востока.
Дела на бензоколонке и в ресторане шли все лучше и лучше. Ивелл Стимсон подсчитывал возросшие доходы. Он обновил мебель в ресторане, купил дешевенькие, но вполне симпатичные пейзажики на стены и поставил в зале новый патефон-автомат. Последним событием, окончательно ознаменовавшим наступление новой эпохи в их бизнесе, стала аренда большого рекламного щита на шоссе, о чем жена Стимсона так долго просила прежде.
Это была прекрасная жизнь, полная повседневных забот. Обычно после трудного рабочего дня Ивелл сидел с Кейт в скромной гостиной и слушал старый радиоприемник. Кейт читала журнал, Стимсон отдыхал в кресле, глаза его были полузакрыты – он силился казаться бодрым (на самом же деле с трудом противостоял натискам подкрадывавшегося сна), пока его дыхание не становилось жестче, и вот уже первый свист храпа долетал до слуха Кейт. Тогда он говорил девушке «Доброй ночи!» и медленно поднимался к себе наверх, оставляя ее в одиночестве дочитывать журнал. Кейт немножко прибиралась в гостиной и отправлялась спать.
Благодаря явному обожанию, с каким старик относился к Кейт, его уважению к ее личности и независимости, ей жилось у Стимсона хорошо. Кейт расцвела. Она ощущала себя под его крышей почти как дома, по крайней мере, ей было так уютно и она чувствовала себя в такой безопасности, как нигде.
Никогда она еще лучше не понимала саму себя. Кейт не знала, как повернется ее жизнь в дальнейшем, но девушка была благодарна этому тихому и почти неправдоподобно приветливому полустанку на своем пути.
Никогда Ивелл Стимсон не был так счастлив. И Кейт день ото дня становилась все прекраснее и увереннее в себе. То, что Кейт живет в этом доме, было новой важной ступенью в их жизни. Они, конечно, понимали, что так не может продолжаться всегда, ведь Кейт – молодая женщина со своей собственной жизнью. Но они привязались друг к другу, трудились бок о бок и старались не задумываться о будущем.