Внутри кусок льда, холодный, безжизненный. Он исправно гонит по моим артериям кровь, изображает ритмичное биение, но остается бесчувственным. От этой ледышки начала покрываться инеем и остальная я. Обычный лед белый, а лед внутри меня – черный.
Стоявшая неподалеку перед такой же нишей женщина направляется мимо меня к выходу, но останавливается.
– Муж?
Не дождавшись ответа, она протягивает руку, словно желая проверить, жива ли я, но пальцы замирают в нескольких дюймах от моего плеча, наверное, наткнувшись на холод черного льда.
– Поплачьте, станет легче. Я здесь всегда плачу…
Я прикрываю глаза и коротко киваю.
Поплакать бы… Тихо поплакать… завыть от тоски… забиться в истерике…
Если бы я могла! Люди плачут сердцем, именно в нем рождаются слезы.
Но у меня теперь нет даже этого – слез. Нет сердца – нет возможности выплакать свою боль.
Женщина ушла, а я все стою – обледеневшая, бесчувственная, неживая.
Ад бывает разный. Тот, которого боятся все, – горячий, освещенный пламенем костров. Но на Земле есть другой – черный и холодный, в нем невозможно испытать душевные мучения, потому что там умирают даже бессмертные души. В этом аду ярко светит холодное черное солнце, которое для остальных оранжевое и горячее. И спасения в черной ледяной пустыне не существует.
Хочу ли я спасения? Едва ли.
Я вдруг понимаю, почему столько времени не решалась сюда прийти, – было страшно понять, что в своей душевной пустыне я не способна даже страдать.
Сколько проходит времени, не знаю. Поняв, что ни облегчения, ни большей, чем уже есть, боли не будет, я на прощание касаюсь кончиками пальцев урны с прахом Джона и плетусь в администрацию, чтобы оплатить уход за могилой на ближайший год.
У таблички с его именем всегда будут свежие цветы.
Это все, что я теперь могу для него сделать.
Таксист терпеливо ждет…
Я уже в машине, когда звонит Ричардсон с вопросом, где я нахожусь.
– Заехала попрощаться с Джоном.
Эдвард мгновение молчит, потом уточняет:
– Зачем?
– Так было нужно.
Больше меня в Лондоне не держит ничто. Остается только лететь в Мумбаи, распутать дело об убийстве Хамида Сатри и доказать, что готова вернуться в строй.
Мои родители погибли во время теракта.
Сейчас жизнь, в которой не надо прикрываться легендой, помнить, что у тебя есть собственное имя, а не то, которое значится в очередных специально изготовленных документах, не надо быть осторожной и недоверчивой… кажется такой далекой и даже чужой. У меня были любящая семья, мечты, надежды… Все это однажды перечеркнула чья-то злая воля, взорвавшая бомбу в припаркованном рядом с машиной моих родителей автомобиле.
Мне едва исполнилось двадцать, и с того дня все мое существование оказалось подчинено уничтожению тех, кто планировал, организовывал или оплачивал подобные взрывы. Лучше я, чем кто-то другой, лучше убить заранее, чем эти люди убьют кого-то еще. И лучше обезглавить организацию, чем гоняться за каждым возможным исполнителем отдельно.
Но при такой работе невозможна семья, невозможно будущее.
Десять лет я была одинокой волчицей с ожесточенной душой, а потом встретила Джона и словно оттаяла. Вдруг показалось, что я сумею исправить все и в его, и в своей судьбе, смогу жить нормально, как миллионы других женщин. Вместо этого я застрелила Джона и получила чужое сердце-ледышку.
Пересадка сердца выбила меня из привычной колеи, я даже попыталась жить как обычные люди – смотреть телевизор, читать не только информацию с экрана компьютера, но и просто книги, ходить в кинотеатры и театры, гулять без оглядки на возможный хвост и прочее… Но очень быстро выяснила, что все это невозможно.
Теперь у меня снова нет ничего, кроме моей работы…
Наверное, именно такими должны быть лучшие агенты, их не могут отвлекать никакие сердечные проблемы.
Глава 6
Только что прошел дождь. Пока не сильный, это лишь преддверие сезона муссонов, когда ливни будут хлестать по стенам каждый день и превращать любую ямку в огромную лужу, а дороги в грязное месиво. Реки вздуются и размоют берега, будут нести выкорчеванные деревья, разрушенные постройки, сорванные с привязи лодки… За три месяца муссонов вода дочиста вымоет все вокруг, станет свежо и ярко.
Но ненадолго, совсем скоро после окончания дождей, горячее солнце сначала высушит остатки влаги, превратив вчерашнюю грязь в пыль, а потом сделает яркую зелень бледной и серой…
Наверное, поэтому лучшее время – конец весны, когда дождь еще не льет без конца, но влаги уже достаточно и природа встрепенулась ей навстречу, распустилась, расцвела… Вот как сейчас.
Падишах Джехангир стоял возле ограждения башни Ясмин Красного Форта Агры и смотрел на вяло текущие воды Джамны и густую зелень садов на левом берегу.