Читаем Тадзимас полностью

Для чего они служат, эти самые основы, что они там поддерживают, сущностью чего они являются, толком никто не знал, да никому и не хотелось узнавать.

Основы – и все тут. И кто-то, представьте, каким-то непонятным образом все подрывал их и подрывал.

«Что за страсть такая?» – «Кто он вообще, этот злостный подрывник?» – «Из каких слоев населения вышел?» – «Это же додуматься до такого надо: взять да и подорвать основы!» – «Как, ни с того ни с сего?» – «Или был повод?» – «Чем же конкретно? – хочется полюбопытствовать. – Почему, наконец?»

Вопросы возникали, но на них никто не дождался вразумительного ответа.

«Виновен, и все тут». – «Кажется, ясно?»

Типично советская конструкция: основы – для пустоты. Для бессмысленной, алчной и лживой пустоты государственного строя.

Типично советская, казенная логика, то есть полное отсутствие таковой. Абсурд и закоренелый бред.

«Подрывники, понимаешь, государственных основ?» – «Как сидите? Не так сидим. Пересядьте». – «А лучше – встать! Суд идет». – «Вот мы вас подальше куда-нибудь и отправим. Там отсидитесь».

Это уже политика, на которую все старались свернуть.

Это политика, которой, как сачком, так и норовили поймать, прихлопнуть с размаху, придавить изо всех сил, чтобы неповадно было, еще совсем недавно, буквально только что, всего минуту назад, радостно порхавшего над отечественными лугами, наивного, легкокрылого мотылька свободолюбия, беззащитного белого мотылька, так и не успевшего толком вкусить всей ненадолго отпущенной ему, такой упоительной воли.

Политика была еще и этаким особенным увеличительным стеклом в руках у власти, небьющимся стеклом с гиперболическим, фантасмагорическим, нарочитым и многократным увеличением.

Сквозь такое стекло любая непохожесть на общепринятое, любая мелочь, даже невинная, казалась огромной и просто ужасной.

И что уж говорить о том, что покрупнее, – оно выглядело диким, чудовищно раздутым, чем-то вроде ящеров или динозавров, или еще чем-то вроде доисторических, жутких, решительно не вмещающихся в установленные конституцией рамки, нелепых и странных созданий природы, – и незамедлительно подлежало изоляции, а то и, что куда спокойнее, просто уничтожению.

А может, это был оптический гибрид – смесь увеличительного стекла с кривым зеркалом? Кто его знает!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии