Таэ эккейр!

Настроение Лерметта, и без того не самое солнечное, стремительно заволакивалось тяжелыми грозовыми облаками. Злость на самого себя, даже если ты в ее причине не очень и виноват – и тем более если не виноват – любое настроение способна испортить. Ничего не скажешь, весело утро началось. Не успел глаза продрать, а уже глупость брякнул. Хочешь, не хочешь, а разобраться пришлось. Другому бы кому спросонья недоразумения выяснять, да впридачу еще и натощак. Зря они вчера всю куропатку приели. Надо было хоть малую толику на утро оставить.

Да, это он хорошо придумал – оставить. Ну, что такое одна-разъединственная молоденькая куропаточка для двоих здоровенных парней, которые за день так намотались по нелегким горным тропам, что к вечеру уже и ноги не ходят! В горах, оно не то, что по торной равнинной дороге. Даже на лесной едва приметной тропке, и то бы легче. Вверх полезай, вниз спускайся, на всякий камешек ступай с оглядкой, да и кверху посматривать не забывай. А снизу дышит холодом нерастаявший лед. Набегаешься этак за день – поневоле горячему ужину обрадуешься. Кусок за куском… и не заметить даже, как от жареной птицы одни косточки остались. Все подъедено до последней крошки, до самого невзрачного волоконца. Если что на костях и осталось, этого и мышке пообедать не хватит. Да что там мышке угрызть – пожалуй, остатками и муха не насытится. Одна маленькая куропатка на двоих оголодавших путников – разве что аппетит раздразнить, и только. Лучше бы им обойтись подчерствелыми лепешками. Когда помногу не ешь, желудок привыкает жить вполсыта и лишнего не требует. Сколько уже раз Лерметт зарекался не соблазняться в дороге случайной прибавкой к обычному припасу! И воздержность обычно давалась ему легко. Надо же ему было вчера так разъесться! Или это всегда в горах так есть охота? Люди разное говорят. Одни – что кусок в горло не идет, а другие – что пока вниз не спустятся, никак не наедятся. И все же стоило быть умереннее. Ничего не поделаешь, сам виноват, что к утру о еде довольно подумать, а уже слюнки текут. Нечего было с вечера обжорству предаваться.

Мысли о собственной недопустимой распущенности доконали принца окончательно. Такого он себе и в детстве не позволял. Однако Лерметт почти сразу же сообразил, что дело поправимо. Впредь совладать с собой ему труда не составит, а утренний голод утолить можно немногим. Это ему по старой памяти на ум взбрело, вот и все… пора бы уже и позабыть тот давний, единственный в его жизни голодный обморок. Сейчас-то им с Эннеари ничего подобного не грозит. Конечно, припасов дорожных он собирал на одного, а никак не на двоих, но по привычке прихватил все-таки полишку. Если с умом, так оставшегося не только позавтракать, а и поужинать достанет.

Приободрившись, Лерметт потянулся к дорожной сумке. Эннеари, небось, тоже после очередной нелепой беседы проголодался – а он тут сидит, размышляет… нет бы дорожному спутнику лепешку-другую предложить. Еще не хватало себя упрашивать заставить! Что о нем тогда воспитанные эльфы подумают? А Эннеари – эльф хоть малость и свихнувшийся, но, вне всяких сомнений, воспитанный. Стыдоба какая.

Однако воспитанный Эннеари и не подумал взять из рук принца протянутую ему лепешку. Зря Лерметт полагал, что после вчерашней беседы с дурацкими выходками покончено. Воспитанный эльф – чтоб ему пусто было, и не когда-нибудь, а прямо сейчас! – опять принялся фордыбачить.

– Спасибо, я сыт, – равнодушно произнес Эннеари, даже не поглядев на лепешку.

Лерметт хотел было поинтересоваться, когда это эльф успел насытиться и чем – но сжатые губы Эннеари выглядели настолько решительно, что у Лерметта мигом исчезла всякая охота спрашивать о чем бы то ни было. Он с тоской поглядел на лепешку, тихо скрипнул зубами и упрятал лепешку обратно в дорожный мешок. Ничего, Лерметт, потерпишь. Так тебе и надо. Хоть и говорят, что пустой болтовней сыт не будешь, а придется тебе именно этой закуской и обойтись. Стыдись, принц. Да разве это называется голод? Такой голод за хорошей беседой забывается мигом. А там, глядишь, пора настанет на привал устраиваться. Там и пообедаем. За столько-то времени эльф свою дурь по камешкам порастрясти успеет.

– Сыт так сыт, – небрежным тоном промолвил Лерметт, забрасывая сумку на плечо. – Тогда пошли.