Таэ эккейр!

Принц выпустил из пальцев заостренное сверху ухо и медленно сел на пол рядом с телом эльфа. Кончено. Теперь уж наверняка все кончено. Если кого после всяких растираний еще и за ухо крутанули со всей дури, а он даже не вздрогнул… значит, он не может быть живым. Кем бы ни был этот незнакомый эльф, он мертв. Окончательно и бесповоротно мертв.

Все было напрасно…

И тут ресницы окончательно и бесповоротно, по мнению принца, мертвого эльфа дрогнули, он моргнул, открыл огромные, неправдоподобно зеленые глаза и глубоко вздохнул.

– Живой? – ахнул Лерметт. – Все-таки живой?!

Он и сам понимал, что вопрос его звучит глупейшим образом – ведь покойники не моргают и тем более не дышат, даже и эльфы – но ничего не мог с собой поделать. Он ведь уже и надеяться перестал, что ему удастся отогреть замерзшего эльфа. Просто нельзя было не попытаться… а эльф ожил, и от изумления всевозможные глупости так и лезли на язык. Пожалуй, не было на свете такой глупости, которую Лерметт сейчас на радостях не мог бы ляпнуть или сотворить.

– Кто ты такой? – принц продолжал забрасывать эльфа дурацкими вопросами. – Как тебя зовут? Откуда ты здесь взялся? Что ты тут делаешь?

Едва ли он ждал ответа: трудно предположить, что белое, как снег, существо, у которого еще лед со щек не стаял, найдет в себе силы распинаться о своих намерениях и декламировать родословную. Эльф, однако, ответил, хоть и на своем родном наречии – и опять же трудно ожидать, что он сможет изъясняться на любом другом. Нет, если бы Лерметта вытащили из сугроба, а потом, едва одеялом укутав, принялись выспрашивать, навряд ли он сумел бы продемонстрировать знание языков. Навряд ли он и вообще стал бы отвечать. А вот эльф ответил – но только на последний вопрос.

– Таэ керуин, – чуть шевельнулись белые губы; иней на них пошел трещинами.

Таэ керуин. Умираю. Уж столько-то принц по-эльфийски знал. Вместе со значением слова «керуин» память услужливо подсунула принцу картинку из прошлого: вот он, совсем еще мальчишка, сидит, зажав уши, и монотонно долбит ряды эльфийских глаголов, бесконечные и запутанные, как река с притоками и рукавами: керуин, керейн, керойне… как же там дальше… а, вот!

– Эккейр, – невольно вымолвил он. Ты не умрешь. Не успел Лерметт выговорить это слово, как ему стало стыдно, будто за мальчишескую выходку. Нашел когда познаниями выхваляться! И перед кем – перед умирающим! Тем более что едва ли он верно справился с отрицательным будущим временем – кажется, оно не допускало пропуска местоимений… или все же допускало?

Иней на губах эльфа сверкнул в последний раз призраком улыбки и расплылся в капельки воды.

– Эккерейт, – поправил эльф несколько более твердым голосом. – Правдиво… нет, правильно будет – эккерейт. Или – лэн эккейр.

– Запомню, – буркнул Лерметт, чувствуя, как у него горят уши. Справиться с этим простеньким на вид словечком по-эльфийски он даже и не пытался. «Помню» – «алуин», это само собой… а вот как там дальше? «Лейр»? «Лойре»? Нет, единственное, что принц мог бы по этому поводу сказать твердо и без тени сомнений, так это «таэ аллейр» – не помню. Вот не помнит он, которое из времен тут можно применить, и все тут. Будущее ближайшее? Получится, что он это запомнит – но минут на пять, не больше. Будущее расширенное? Это которое объемлет собою тысячелетия? Да не запомнит он на тысячу лет – потому что не проживет столько. Не проживет, и все тут. Поганцы эти эльфы. Нагородили грамматику – обычному человеку не пройти, не проехать. Покуда до нужного слова доберешься, у тебя борода вырастет по пояс. Седая.

– Таэ лайри, – подсказал эльф. Голос его звучал на удивление живо – словно это и не он полчаса назад был безмолвным сверкающим изваянием в пелене кровавой изморози. – У тебя есть что попить? Горячее? Холодно очень.

Принц молча снял с огня дымящийся котелок. Надо же, до чего эльфы быстро в себя приходят. Человек бы на его месте… ну, положим, человек на его месте не выжил бы вовсе.

Таэ лайри, значит. Будущее принятого решения… или вынужденных обстоятельств? Лерметт стиснул зубы. А ведь ничего не поделаешь, придется вспоминать все, что он полагал не слишком нужным. И заново учить – тоже. Прав был отец. Да, почти все эльфы говорят на людских наречиях, и все до единого их понимают. Но ему сейчас нужно не быть понятым, а самому понять. Затем он сюда и приехал. А не понимая языка, он нипочем не поймет, как эльфы мыслят. Как мыслит даже вот этот один-единственный эльф, прихлебывающий темный горячий травяной отвар с вином. Почему он поступает так, а не иначе. Почему он говорит то, а не иное. Почему он, к примеру, едва оттаяв, так охотно болтает о пустяках… или для него это не пустяки? Вот и пойми, попробуй. Не эльф, а ходячая тайна. Загадка мороженая.