Таэ эккейр!

Лерметт даже мимолетно не успел удивиться, хотя слова короля звучали по меньшей мере странно. С чего бы это вдруг он таким языком заговорил? Хотя... мало ли какая блажь может в голову вскочить ни с того ни с сего! Пусть бы даже и эльфу — а так ли уж сильно они от людей отличаются?

— ...И если он согласится принести клятву в том, что не питает ни зла, ни обиды, — Ренган говорил монотонно, словно по заученному; он даже глаз не подымал, будто на коленях у него лежал незримый огрызок пергамента с наспех накарябанным текстом, с которым король на всякий случай время от времени сверялся. — Равно как и в том, что наш народ не вызывает у него неприязни...

— Конечно, — улыбнулся Лерметт.

— Нет!!! — вскричал Арьен одновременно с ним.

— Почему? — удивился Лерметт. От Эннеари он подобного подвоха не ожидал. Что отец его не намерен пускать непрошенного гостя в свои владения, Лерметт понял мгновенно и выходкам его не дивился. Но теперь, когда его эльфийское величество сдается, Эннеари почему-то взялся протестовать — да еще так ожесточенно!

— Потому! — рявкнул Арьен. — Ты хоть узнай сначала, на что соглашаешься, а уж потом кивай. Или ты, как младенец, всякую дрянь в рот тащишь, не спросясь?

Лерметт остолбенел. До сих пор он Эннеари видал во всяких видах — и рассерженным, и негодующим, и гневным, и яростным. А вот теперь Арьен самым простецким образом освирепел. Конечно, свирепый эльф — зрелище не только поучительное, но и на свой лад забавное, и любуясь им вчуже, со стороны, Лерметт бы не преминул тайком улыбнуться. Но сейчас при виде того, как Арьен катает тяжелые желваки по каменно-белому лицу, у Лерметта враз пропала охота улыбаться.

— В чем дело? — тихо спросил он.

— В чем? — Арьен медленно, со злостью выдохнул. — Как бы тебе так объяснить, чтобы ты действительно понял... — Он говорил нарочито отчетливо и резко, будто не слова, а гвозди изо рта выплевывал по одному за миг до того, как ударить по ним молотком. — Разве вот... говорят, у вас, у людей, есть одно такое мерзкое обыкновение — пытка называется.

И снова кровь бросилась Лерметту в лицо, только на сей раз уже не от смущения. Он даже приотвернулся, чтобы скрыть вспышку гнева, с которой не сумел совладать. Такого он от Арьена тем более не ожидал. Вот так, внезапно, прямо под дых... Да еще так несправедливо! Конечно, Арьену неоткуда и знать... но вот уж кого-кого, а потомка Илента, Клейменого Короля, в приверженности к подобному обыкновению упрекнуть нельзя.

— А ты от меня лицо не отворачивай! — Еще несколько слов-гвоздей, зло блестя новехонькими шляпками, легли под неумолимый молоток. — Нечего тебе со стыда глаза прятать. Да и стыдиться нечего. Мы вас ничем не лучше — слышишь, ничем! У нас, у эльфов, знаешь ли, есть точно такое же мерзкое обыкновение. Именно его тебе сейчас и предложили.

Лерметт аж задохнулся от изумления.

— Этой клятве от роду лет триста с лишним, — продолжал взбешенный Эннеари. — И за все это время ее не сумел произнести никто. Ни одна живая душа. Эта клятва на то и придумана была, чтобы людей в Долину не допустить!

— Не людей, — уточнил король, по-прежнему не подымая взгляда, — а человека. — Голос Ренгана был таким усталым, словно эльфийский король за всю свою долгую, долгую жизнь не изведал ни мгновения отдыха и покоя, и совершенно бесцветным — и об эту бесцветность, об эту воплощенную пустоту, будто о стену, разбилось и возмущенное удивление Лерметта, и неистовое негодование Эннеари.

— Да что с этой клятвой такое... неладное? — негромко спросил Лерметт не то у Арьена, не то у короля.

— Все. — Арьен обессиленно опустился на широкий плоский камень. — Думаешь, произнес несколько слов, и на том делу конец? Если бы. Чтоб ты знал, это неземное удовольствие длится не один час подряд — пол-дня, не меньше — так что слов не просто несколько, а куда как много.

— Не думаю, что у меня от нескольких часов непрерывного говорения голос сядет, — попытался неловко отшутиться Лерметт: видеть совершенно больные, измученные глаза Арьена было превыше сил.

— Да кого заботит твой голос! — махнул рукой Арьен. — Хоть бы он и совсем пропал. Тем более, что из всех слов произносить вслух нужно только некоторые, в самом начале. Но я ведь эту клятву с пыткой не просто так сравнил. Пытка и есть. И вдобавок чудовищно унизительная.

— Ну, если дело в этом, так нам, послам, к унижениям не привыкать. — Лерметт все еще пытался шутить, несмотря на бьющую в глаза очевидность.

— Да ты просто не понимаешь, о чем говоришь! — вновь вспыхнул Арьен. — Так тебя ни одно живое существо унизить не сумеет. Для этого надо сперва догадаться, что придется горше всего именно тебе. Люди, они ведь, как и эльфы, разные попадаются — что одного насмерть ранит, другого и краем не заденет. А клятве догадываться нужды нет. Ты и сам за нее все сделаешь. Все вспомнишь и все поймешь.

Лерметт поневоле передернулся.