Таежная одиссея.

— Жаль, что врут, а то ведь где такое увидишь. Наутро мы увидели, что тигриная семья перешла Б. Уссурку и пошла его правым берегом. Темп нашей ходьбы все ускорялся, мы все дальше уходили в верховья реки, в глухие, безлюдные места. Вскоре нам попался медвежий след, который потянулся за тигриным.

— Гляди, сколь ходового медведя нынче, — заметил Трофимов. — Давно не упомню, чтобы так зверь шел… Я сказал ему, что и мы видели следы двух шатунов.

— Это что! — махнул рукой Трофимов. — Бывает куда как много. Неурожай где-то, не лег зверь — вот и переходит.

Слова Трофимова подтвердились. К вечеру вслед тигрице с тигрятами шло уже два медведя.

— Какого черта они прутся? — спросил Моргунов.

— За объедками, — ответил Трофимов. Вскоре нам встретилось место, где тигрица убила изюбра. На ночь тигры ушли от добычи, а вернувшись на следующее утро, нашли только обглоданные кости.

— Вот нечисти косолапые! — ругался Селедков. — Все ж задержались бы тигры…

Остановившись на ночлег, мы с облегчением сбросили тяжелые котомки. Плечи у меня ныли тупой давящей болью.

После ужина, укладываясь спать, Трофимов сказал, ворочаясь в тесной палатке:

— Ох и жирны вы, мужики, ровно медведи перед лежкой — случись что, так и не выберешься…

— Пожар, что ли? — спросил Димка.

— Может, и пожар, а может, и того смешнее… Вот зачнет тебя тигра лапой выуживать, — лукаво посмотрел он на Моргунова.

— Ну вот! На ночь да такие страсти. Дай-ка, командир, я в середину лягу, — потряс Сузева Димка.

— Смеешься? — улыбнулся Трофимов. — Ну, ну… Он улегся на спину и, помолчав, заговорил:

— Давно это было… На Перевальной, на той самой, где вы норок ловили, выше вашего барака — тогда его еще не было. Вот. Сплывал я тогда на лодке вниз и не упомню, чего-то задержался в дороге, устал и не захотел разводить костер. Поставил палатку, пожевал всухую, да и спать. К снегу уже дело шло, и спалось зябко. Так, не то сон, не то явь. И надо же такому привидеться: будто в палатку залез брат мой Макар и ну меня теребить. «Давай, — говорит, — Игнат, в пятнашки играть». — «Тьфу на тебя, шалый, — говорю ему. — Да ты никак спятил? Я отродясь в них не играл! Макар не унимается. «Вставай, — говорит, — Игнат, все одно не дам спать», — и ну меня то за ногу, то за плечо дергать. Стал я его просить: «Ты что, Макар, как дитя малое? Изыди, дай мне спать!» А он знай свое. Рассерчал я и в сердцах влепил ему в ухо да еще и ногой боднул. Обиделся на меня Макар, заворчал как-то по чудному, свалил в злости палатку и ушел. «Ну и дурак», — сказал я ему вслед, повернулся на другой бок и заснул. Даже теплей стало, как палатка упала. Утром проснулся, хвать рукой — и вправду палатка на мне лежит, да тяжелая что-то. Выбрался из-под нее, а вокруг бело — снег выпал. Протер я глаза, глянул вокруг — будто в нутро мне снегу насыпали. Так вот какой Макар ко мне ночью приходил — полосатый! Да добро бы один, а то ведь еще три рядом были! Тигрица с тремя тигрятами пришла к речке. Ну, те дети как дети — вместе с матерью воду пили, а этот, видать, блудный был сын. Заметил мою палатку, подошел и давай взыгривать, ровно кошка. Подергал, повалялся на полотнище, а потом и меня нащупал; стало ему интересно, что там такое в середке лежит. Вот и пошел лапой шурудить, пока я ему в нюх или еще куда не брыкнул. Ладно не стал он поднимать шум— попрыгал к своим, а то ведь и тигрица могла прибежать… Напилось все семейство воды и подалось своей дорогой.

— М-да, — сказал Димка.

— Что м-да? — спросил Трофимов.

— Да нет, я ничего… Я говорю, что ночью перекантую все же командира к стенке. На всякий случай…

Медведи шли за тиграми не отставая. Мы ругали их беззлобно, но в середине дня наше отношение к ним сменилось тревогой. К двум шатунам присоединился третий. Это сообщество стало угрожающим, и Трофимов забеспокоился.

— Так ведь они и тигрят сожрать могут, — сказал он, рассматривая следы очередного косолапого бродяги.

Димка выразил сомнение, но и Селедков, и Сузев были согласны с Трофимовым.

— Только отвернись тигрица — и с ходу передушат, — говорил Трофимов — Им сейчас все нипочем. Через час медведей стало четверо.

— Да их что — из мешка вытряхнули? — растерянно спросил Моргунов.

Никто не ответил — все чувствовали неладное. Почувствовала это и тигрица и, опасаясь случайностей, вывела своих детей на лед Б. Уссурки. Здесь, среди прибрежных деревьев, она настигла второго изюбра. Тигрята насытились и устроили возню, разбросав клочья шерсти оленя метров на сто по льду реки. Тигрица была настороже, и медведи не рискнули показаться ей на глаза. Они залегли на противоположном берегу, жадными глазами наблюдая за происходящим.

Третью ночь мы провели в беспокойстве за судьбу тигриной семьи и, едва забрезжил рассвет, тронулись в путь. Мороз отпустил, идти стало легче.

На следующей стоянке Трофимов не захотел растапливать для ужина снег и, прихватив все котелки, отправился к видневшейся на реке промоине. Подойдя к ней, он позвал меня и Димку. Недоумевая, мы отправились следом.

— Да не топчите вы снег! — недовольно сказал он, когда мы подошли.