Таежное дело

«Значит, Макс был с Оксаной, — размышлял Гуров, невнимательно слушая рассуждения о том, что в компании с подружкой отдыхать в кабаке намного интереснее, чем одному. — Обиженная разведенная женщина, не так давно потерявшая ребенка, и отвязный парень, если верить словам Милы, знающийся «со всей городской швалью». Хм. Случайность? Как знать, как знать».

— Это только я там среди них как «белая ворона». Все время бобылем, — продолжал между тем Берестов. — Супруга у меня дама положительная, «сборища» наши посещать не любит. Вот и приходится только любоваться на чужое счастье да облизываться.

«А, так у нас еще и супруга? «Законная» жена, «штатная» любовница, да еще, помимо этого, разные «внеочередные» случаи. Да, Мила, тебя можно понять».

— Что произошло после того, как вы обнаружили тело? — спросил Лев.

— А что тут еще могло произойти? Все главное на тот момент уже случилось. Разумеется, сразу же вызвали полицию, ну и… собственно, и все. Что мы могли еще сделать?

— Вызывали полицию лично вы?

— Нет. Звонил Вадим. Это наш…

В этот момент открылась дверь, и в кабинет вошел среднего роста молодой мужчина, одетый в серые джинсы, травянисто-зеленую рубашку и коричневый жилет из замши.

— Виталя, ты… — начал он, но тут же осекся, холодно и настороженно глянув на Гурова. — А, ты не один. Ладно, я попозже зайду.

— Нет, нет, Вадик, пожалуйста, проходи, — поспешно стал приглашать Берестов. — Ты очень кстати. Мы тут как раз… Познакомьтесь, это Вадим Голубков — театральный гений и наш ведущий режиссер.

— Не льсти, всем давно известно, кто ведущий, — скромно улыбнулся «театральный гений».

— Да, конечно. Хлебом не корми, только дай построить из себя скромника. Постановки Вадима — самое кассовое, что есть на сегодняшний день в нашем репертуаре, так что не слушайте его отговорки. Я знаю, что говорю, готов подписаться под каждым словом. Впрочем, вас, конечно, интересует не это. Вадим, это по поводу Руслана. Полиция, как видишь, проявила оперативность, и начато расследование. Мы сейчас как раз говорили о том, кто вызвал опергруппу на происшествие. Ведь это ты позвонил, если я не ошибаюсь?

— Да, я. — Теперь Голубков смотрел на Гурова внимательно и как бы изучающе. — Это почему-то было первым, что пришло мне в голову. Все сосредоточились на эмоциях, Виталя матерился, уж извините за интимную подробность, Линда ревела, как белуга, а я… я почему-то сразу подумал про полицию. Наверное, детективов насмотрелся.

— И хорошо, что подумал, — активно поддержал его Берестов. — А то мы бы там, наверное, и до утра вокруг бегали, за голову держась. Завидую людям, которые в любой ситуации не теряют присутствия духа.

— Я, наверное, все-таки пойду, — вновь решил проявить деликатность Голубков. — Вы тут разговаривали, а я ворвался…

— Да чего ты там ворвался, — запротестовал Берестов. — Наоборот, это очень кстати. Ведь ты тоже был вчера с нами. Можешь добавить что-нибудь, уточнить. Я, честно говоря, и не запоминал особенно, что там происходило. Когда Руслан вышел, когда зашел, кто его знает.

— Да, Вадим, с вами мне тоже нужно будет поговорить, — подтвердил Гуров. — Я опрашиваю всех, кто вчера ужинал в «Ковчеге». Но… наверное, нам лучше будет пообщаться тет-а-тет. Где вас можно найти?

— Через пять минут у меня начинается репетиция, я — на сцене или в зрительном зале. Думаю, не потеряюсь, — изобразил любезную улыбку Голубков и вышел из кабинета.

— Гений, настоящий гений! — восторженно проговорил Берестов, когда за Голубковым закрылась дверь. — И как всегда — масса завистников. Вы не представляете, как сейчас тяжело настоящему таланту. Столько всяких слов говорится о свободе и демократии, а на деле все выливается в придирки и преследования, чуть ли не в травлю.

— Доброжелательные коллеги не дремлют? — понимающе улыбнулся Лев.

— Ах, если бы только коллеги! — патетически завел глаза Берестов. — Ведь юридически мы — государственное учреждение, и хотя особых выгод такое «завидное» положение нам не приносит, зато проблем из-за этого — хоть отбавляй. Каждый незначительный чиновник, любой мелкотравчатый крючкотвор считает себя вправе учить и определять, каким должен быть репертуар. Назначают какие-то непонятные комиссии, собирают заседания… черт знает что. Какое им дело, в конце концов! Художник должен творить, в этом его жизнь, смысл существования. А они… Впрочем, вам все это, наверное, неинтересно. Простите, что отвлекся, просто наболело. Так на чем мы остановились?

— На том, что вы вызвали полицию.