Таежные встречи

Тропа, по которой мы шли, вывела нас на верх пологого хребта и, не меняя направления, потянулась прямо на восток. Солнце продолжало немилосердно палить. Мы торопились, зная, что по пути к реке, на расстоянии двадцати километров, нигде не сможем утолить жажду, а следовательно, и отдохнуть. Наши собаки Чирва и её сын Майто буквально изнывали от жары.

Тиманчик меньше заботился о себе, чем о своих собаках. Хорошая собака для эвенка — это его друг в походах, это благополучие всей семьи. Только неудачник живёт в тайге без лайки, — говорят эвенки.

В каждом распадке собаки бросались искать воду, но напрасно. Вот уже третья неделя, как на небе не появлялись облака, и влага исчезла, её нет в распадках, в мелких ключах, даже таёжные речонки обмелели до неузнаваемости.

Не доходя километров десять до реки, мы, пересекая высохший ручей, вдруг услышали лай. Зная, что наши зверовые собаки не облаивают птиц, бурундуков, а белку — только в охотничий сезон, и что в этом районе не бывает сохатого, — подумали о медведе. При мысли, что собаки держат косолапого, слетела усталость и сердце забилось знакомой тревогой. Ещё несколько минут, и мы, оставив рюкзаки на тропе, бросились на лай. Чем ближе подбирались мы к собакам, тем осторожнее вели себя; стараясь быть незамеченными. То ползли бесшумно по траве, то, нагнувшись, пробирались по чаще, а лай становился всё слышнее, всё настойчивее. Вот мы уже совсем близко, метрах в ста. До слуха доносился треск сучьев и возня. Ползём ещё вперёд. У меня в руках готовое к выстрелу ружьё.

— Нет, не медведь, — произнёс громко мой спутник, поднимаясь во весь рост, и минуты напряжения сразу оборвались. Я тоже встал, и какое-то непонятное разочарование овладело мной. Собаки, увидев нас, начали лаять с ещё большим азартом. Мы подошли к ним. Предметом их внимания был небольшой ворох наносника, обнимавший корни старой ели. Видимо, в дождливое время ручей, в русле которого мы находились, заполняется водой, иначе наносник никак не мог бы попасть под ель. Но странно: собаки, до крови разорвав морды, грызли зубами палки, работали лапами, пытаясь разбросать этот наносник и проникнуть вглубь. Сколько было азарта в их работе! Мы не могли понять, кого они загнали туда. Когда же собаки были пойманы, несмотря на их страшное возмущение, я заглянул под наносник. Странный звук донёсся до моего слуха. Он напомнил мне ворчание кошки, когда у неё пытаются отобрать кусок мяса, который она только что стащила из-под рук хозяйки. Я долго всматривался в темноту и, наконец, увидел две пары светящихся точек, прямо смотревших на меня. Ещё несколько секунд, и в корнях ели я заметил две усатые мордочки. Собаки, увидев, что я пытаюсь разобрать наносник, стали ещё более нетерпеливы.

— Наверно, маленький рысь, — сказал Тиманчик, не заглядывая внутрь. — Тут, видишь, всякие разные косточки есть, это они кушают.

Он оказался прав. Под елью, корни которой прикрывались наносником и хламом, прятались маленькие рыси.

Мы решили разобрать сушник и унести малышей к себе на стойбище. Сколько в глазах этих крошечных животных было страха и возмущения, когда мы добрались до них. Прижавшись друг к другу спинками, они дружно отбивались от нас лапками и злобно, как взрослые, ворчали. Я снял гимнастёрку, завязал воротник, и мы пленили малышей.

Солнце было в зените. В тайге стало душно, даже в тени не было прохлады. Хотелось пить, но мы могли только мечтать о тех блаженных минутах, когда, наконец, доберёмся до воды. Я приподнял свою ношу и хотел было итти, но Тиманчик остановил меня.

— Наверно, близко вода есть, без воды рысь тут жить не может, — сказал он и стал внимательно всматриваться в окружающую обстановку.

Действительно, ведь не могли же малыши жить без воды, тем более, что они уже питались мясом. Тиманчик быстро, что свойственно эвенку, разыскал еле уловимую глазом тропу и пошёл по ней. Освобождённые собаки побежали вперёд. Вдруг снова раздался лай, и до слуха долетел треск и шум.

— Не старая ли рысь? — подумал я.

Когда шум стих, мы разыскали воду, вернее маленькое болотце, к которому ходили на водопой рысята. Вода в нём была далеко не свежая и тёплая, но мы, правда без наслаждения, всё же утолили жажду.

Через полчаса мы продолжали свой путь по тропе. Собак ещё не было. Малышей я нёс в рюкзаке, который мы освободили для них. Малейший толчок и неловкое движение рюкзака раздражали их. Они, не переставая, ворчали, выражая этим своё негодование.

Солнце уже склонилось к лесу, но жара не уменьшилась, и мы снова изнывали от жажды. Я старался не думать о воде, но мысли о ней, как назойливая мошкара, неотступно преследовала. Наконец, — это было уже вечером, — пологий хребет кончился, и мы стали спускаться в долину.

Ничего не хотелось, кроме воды и прохлады, даже предстоящий отдых после длительного пути не соблазнял нас.