Таежный бурелом

У каменного забора толпились жители. Там висело отпечатанное в типографии на русском языке сообщение об убийстве Мацмая и еще двух японцев.

Командующий японской эскадрой адмирал Хиракиру Като обращался к населению Владивостока с воззванием:

«Русские братья! В вашем городе совершено злодеяние, убиты подданные божественного императора. Руководствуясь долгом и повелением императора Японии для охраны жизни и имущества японских подданных, мы решили высадить военный десант…»

Расследованием занялся Суханов. Ему удалось установить, что ценности и имущество Мацмая не тронуты. Убийство, по-видимому, было совершено с целью провокации.

…Из порта донеслась барабанная дробь. Гулко отбивая по брусчатой мостовой шаг, появился японский десант. Солдаты шли строевым шагом с развернутыми знаменами. Вслед за ними лошади тянули походные кухни, громыхали колеса короткоствольных гаубиц, с одноколок торчали стволы пулеметов. Около мужской гимназии колонна остановилась. Японский капитан в роговых очках, придерживая палаш в никелированных ножнах, отдал какое-то распоряжение. Взвод солдат вбежал в подъезд. И сейчас же из окон на мостовую полетели парты, портреты, книги. С подъехавших обозов вносили раскладные кровати, постельные комплекты, кухонный инвентарь.

Ночное убийство и появление японских войск взбудоражило город. Со всех сторон стекался народ. Группами шли рабочие. Светланская улица и прилегающие переулки заполнялись взволнованным человеческим потоком.

В толпе толкался Нооно в замасленном рабочем костюме. Он подбивал рабочих на расправу с японскими солдатами.

— Бей желтомордых!.. — то и дело раздавался его гортанный голос.

На балконе здания Совета появился Суханов.

— Товарищи, спокойствие! Совет запрещает…

— Бей желтомордых! Круши!..

— Товарищи, именем революции запрещаю самовольные действия! Становись на работу!

Толпа нехотя стала расходиться. Но еще долго слышны были тревожные гудки с заводов, паровозов и стоявших на рейде русских судов. На предприятиях бурлили митинги.

А японские солдаты тем временем спешили укрепиться. Копали ямы, ставили столбы, тянули колючую проволоку, закладывали кирпичом окна, устраивая бойницы. В проходах проволочного заграждения, перерезавшего главную улицу Владивостока — Светланскую, — тускло поблескивали стволы станковых пулеметов.

ГЛАВА 18

Костров с Наташей и Шадрин сошли с катера, направились в город.

По улицам слонялись подвыпившие матросы с американского крейсера «Бруклин».

Один из них — здоровенный, с квадратным лицом парень — подмигнул Наташе, схватил ее за руку.

Шадрин, в упор глянув на матроса, выразительно пощелкал пальцем по деревянной коробке маузера. Матросы тотчас же расступились.

— Наглеют, чувствуют безнаказанность, — со злобой проговорил Шадрин.

— Твердость и спокойствие, — сдержанно отозвался Костров.

В Гнилом углу они зашли к дяде Шадрина — старому мастеру с механического завода Флору Гордеевичу. Тот радушно их встретил, напоил чаем с липовым медом. У него на квартире и было решено устроить Наташу. Утомленная длительным переходом, она сразу же повалилась на кровать.

В партийной организации Приморья ждали Кострова. Одни знали его по ссылке, другие — по совместной работе на охотском побережье в первые месяцы становления советской власти.

Приморье, эта далекая окраина молодой Советской республики, оказалось лицом к лицу с вооруженными силами могущественнейших государств мира: США, Японии, Англии и Франции. Высадка японского десанта, прикрываемая заверениями в дружественных чувствах и намерениях, не всеми была правильно понята и вызвала разноголосицу в мнениях. Это проявилось на первом же совещании председателей Советов и секретарей партийных организаций Дальнего Востока, созванном Костровым.

У здания Совета Костров увидел тучного мужчину в отлично сшитом чесучовом костюме.

— Розов? — подходя, удивленно проговорил Костров. — Это вы работали в Благовещенске военкомом?

— Было такое дело, было…

С Розовым они когда-то сидели в одной камере в Акатуе. Потом Розов совершил удачный побег, и больше о нем не было слышно.

— Как сейчас положение в Благовещенске?

— Восстание мной подавлено. Белогвардейцы бежали в Китай.

— И вы говорите об этом так спокойно? Ведь они захватили с собой из банка на тридцать семь миллионов рублей золота и других ценностей.

Розов пожал плечами.

— А я при чем?

— За такое разгильдяйство расстреливать надо, — резко ответил Костров.

— Богдан, не горячись! Я ждал тебя как объективного человека, а ты…

— Где же вы были все эти двенадцать лет?

— В эмиграции. В Америке. А с марта семнадцатого года на Дальнем Востоке.

— Чем сейчас заняты?

— Меня отозвали в Москву, не сработались с Сухановым. Мальчишка! Узнал я, что ты едешь, и задержался. Хотелось старого друга повидать, и ты волком на меня…

Подошел Суханов.

— Все собрались, Богдан Дмитриевич.

— Идемте.