Таежный бурелом

— Молодец, внучка! Пришла пора и девкам за оружие браться. Ну, где бродила?

Наташа стала рассказывать о своих приключениях: о том, как вместе с Тихоном Ожогиным обороняла Совет, как потом с горсткой бойцов отсиживалась на крыше четырехэтажного дома, ожидая удобного времени, чтобы спуститься вниз…

Не договорив, буквально на полуслове оборвав свой рассказ, Наташа опустила голову на стол, крепко заснула.

Перед уходом на завод Фрол Гордеевич провел Наташу к Андрею.

— Вот знакомься! Девка бедовая, в твоем деле сгодится.

С завода Фрол Гордеевич вернулся позже обычного и чем-то озабоченный.

— Что случилось, дядя Фрол? — встревожилась Наташа.

— Племянник Родька нарочного пригнал: подай, говорит, пистонов, волчья сыть, а у меня что же — пистонный завод?

Две ночи бился мастер над изготовлением пистонов к винтовочным патронам. По всей кухне валялась щепа, гвозди, куски меди.

— Ртуть, что ли, паршивая, язви тя, — бубнил он себе под нос. — Рецепт готов, а вспышки, волчья сыть, не дает.

На третью ночь он неожиданно откинулся к стене и закатился дребезжащим хохотком. Екатерина Семеновна, тоже не спавшая, отложила в сторону вязанье.

— Здоров ли, отец?

— Здоров, мать, как молодой бычок. Одолел вот секрет! Теперь дело на мази, волчья сыть. Как сутки, так Родьке сто тысяч пистонов, ну, а уж заряжать стреляный патрон — пустое занятие. Вот гляди, Катя-Катерина — размалевана картина.

Фрол Гордеевич положил пистон на наковальню, вделанную в дубовый чурбак. Ударил молотком. Раздался сухой треск.

Мастер прошелся по кухне, радуясь решению сложной задачи.

— Где ж их делать будете? — спросила Екатерина Семеновна.

— Не беспокойся, мать. Твоя кухня для того не подходит. В минном городке согласились.

— Побереги голову, Фрол, сердце изболелось.

— Будя, будя, волчья сыть. Кто же, кроме нас, рабочих, оружие ладить станет?

Спустя несколько дней старик вручил Ковалю паспорт на имя Андрея Ковальского, мобилизованного военным комиссариатом молотобойцем на механический завод.

— Вот документик, не чета тому. Здесь и ты на месте, ну и буквенная пропись как полагается. И в церковную книгу, язви тя, записан: крещен во Владимирской церкви. Вот и метрика. Меньше путаницы. В случай чего все под рукой, пусть проверяют. Те, кто знает тебя на заводе, — люди надежные.

— Как же удалось метрики-то?

— Жадны дьяки до звонкой монеты, рублевик-то, Андрей, ко всем замкам ключ.

Андрей сжал сухую руку мастера, поблагодарил.

— Ладно уж, язви тя, развертывай, орел, крылья…

— Какой из меня орел!

— Пошли на завод. Твои дела мне понятны, но поберегись, не садись на горячую наковальню, запомни: все вершить артельно, у меня глаз наметан. Оперишься, ну тогда, бог с тобой, полет не ближний.

Андрей понимающе кивнул головой.

— Наши-то работают, волчья сыть, через пень-колоду, ну, а тебе так нельзя. В доверие входи, трудись во всю прыть, чтобы начальство отметило, каков ты есть. Ну иногда и острое словцо подпусти, пусть думают, что ты из тех, кто с меньшаками заодно. Будь они прокляты!

ГЛАВА 29

Веря никак не могла решить вопрос о том, как выполнить поручение. Просто так заявиться в штаб командования союзных войск или в управление контрразведки она не решалась. Она понимала, что устойчивость ее положения в новой роли зависит от того, как она будет принята в обществе.

У Власова было много друзей и знакомых. Веру заинтересовала семья адмирала Корсакова. Она сходила в редакцию японской газеты «Владиво-Ниппон», рассказала об отце. Корреспондент-японец провел целый день в особняке Власова, беседовал с Агнией Ильиничной, знакомился с трудами Власова о Японии. За них генерал в свое время получил орден Восходящего солнца. Газета опубликовала статью о выдающемся ученом-японоведе.

Редакторы эсеро-меньшевистских газет «Далекая окраина» и «Голос народа» не остались в стороне. На их страницах появились портреты генерала.

После этого Агния Ильинична и Вера решились пригласить гостей по случаю годовщины со дня смерти генерала.

В погожий солнечный день в Голубиную падь стали собираться люди, знавшие генерала Власова.

Гостей встречала Агния Ильинична. Она была в трауре. Вера сидела у нераскрытого рояля. На нем стоял кабинетный портрет генерала.

Протоиерей отслужил панихиду. Гости, среди которых было немало офицеров и местной знати, уселись за стол.

Вера старалась держаться поближе к жене адмирала Корсакова Варваре Николаевне. Это была молодая полная блондинка со спокойными движениями, острым язычком и влиятельным положением в обществе. В ее доме часто бывали военные и чиновники министерств автономного правительства Дербера. Охотно заглядывали туда и иностранцы.

К Вере подсел контрразведчик, американский капитан Мак Кэлоу. Завязался непринужденный разговор.

Агния Ильинична наблюдала за дочерью. Не знай она своей Веры, она бы подумала, что девушка с увлечением отдается флирту с американским капитаном. Но мать видела ее глаза — холодные и сосредоточенные. Они говорили о страшном напряжении.