Таежный рубикон

Намертво пришлепнутый к липе на высоте полутора метров над землей «Буран» еще дымился. Сгорело все, за исключением металлической рамы, полностью покрытой жирной черной копотью. Перехваченный поперек туловища тросиком в палец толщиной, Глотов (а точнее, то, что от него осталось) имел видок еще тот! Лицо его обгорело лишь наполовину, выпятив часть обугленной челюсти с крупными редкими и кривыми зубами. Вторая сторона алела глянцем обнаженных мышц. Так, что, казалось, будто он злорадно скалится на них, теперь уже открыто и без всякой боязни. Потянуло ветерком, и сладковатый прилипчивый запах обгоревшей плоти ударил в ноздри. Солдат, не выдержав, тут же согнулся и блеванул. «Неженки, бля... – не поворачиваясь в его сторону, неприязненно буркнул Дорофеев. – Вас бы, сука, на недельку к ченам!»

Обошел вокруг дерева и подивился незамысловатой, но весьма эффективной конструкции западни. Тросик свободно скользил через вбитую в развилке толстую скобу. Даже без примитивного блока. На конце было жестко снайтовано два трехметровых широких и увесистых бревнышка, с точным расчетом на вес снегохода с людьми. «Зря я этого зверобойчика раньше времени списал со счетов... – уважительно подумалось Игорю. – Этот паря еще вполне может попить моей кровушки. Он такой!»

* * *

Ветер долго завывал и ярился. А потом как-то разом стихло. И когда снова тронулись в путь, засквозили в морозном воздухе первые белые мухи, а через пару минут снег припустил уже нешуточно. Повалил щедро и весомо. Махом стал накладывать толстые белые мазки на ветки деревьев, еще толком и не отдохнувшие от прежней тяжести.

* * *

Пройдя еще с полкилометра вдогонку за беглецами, Дорофеев остановился. Дальше, как он и предполагал, следы круто пошли в сопку. Видно, надоело мужикам шнырять как зайцам. Решились на прямой огневой контакт. Решили дуэль устроить. И то дело! Ведь теперь им уже никто не мешает. Теперь их только двое. Дыба сообщил по рации, что вычеркнул Щира и взял деда с фельдшерицей. «Так они ж тогда, получается, все видели! – запоздало сообразил Игорь. – Сидели на скале до последнего! Видели, что нам с Солдатом удалось спастись... Видели и не стреляли? Странно... Да ничего странного! Место для них неподходящее. Сам же определил... Мы же после взрыва сразу прикрылись, а они там – как на ладони. Начнись стрельба – и им амбздец... Да ты сечешь, паря! – еще раз мысленно похвалил он грамотного противника. – Теперь засядешь в хорошем укрытии, так чтобы нам тебя достать стало затруднительно, а сами мы для тебя – как блоха на пузе...»

– Низом пойдешь. А я за ними, по следам на сопку. Понял? – спросил Дорофеев.

– Зачем низом? Давай вдвоем, шеф... – заартачился Солдат.

– Нет, ты меня не понял, – угрожающе перебил его Игорь. – Я дважды повторять не буду. – Сказал и подумал: «Дурак дураком, а прошурупил, скотина, что дальше живцом будет». – И держись поближе к подножью сопки. Все, побежал, бля... Вперед! Ну?!

Подождал, пока Солдат, втянув голову в плечи, с зажатой в смехотворно вытянутых, заметно подрагивающих руках помповухой, дохромает наконец до угла скального выступа, и только тогда сам шагнул в гору.

Румын

«Ну, что, сучьи дети? Влипли?! Попали, как кур в ощип! – ликовал Румын, наблюдая за тем, как ярким оранжевым столбом пылает рванувший снегоход, и мазучие клочья сажи гоняет ветром в вышине. – Жалко, что не всех пожарил. Да ниче... Еще достану. Не счас, так после. Никуда вы, замудонцы, не денетесь!»

– Уходить надо, Андрей, – крикнул Мостовому, поднимаясь. – Надо нам с тобой покрепче место искать.

Потопали опять. Тяжко продираясь через гремящий лещинник, через накрепко стреноженные лимонником сплошные заросли леспедицы.

– На Маньку садись, – увещевал Андрея Горюн. – Че ты, хромый, убиваешься?

– Ничего, Саш, я вполне поправился.

– Ну, как знаешь... – недоверчиво, с неудовольствием косился Румын.

* * *

– Будешь, значит, с верхотуры все низа смотреть, – озадачил Мостового, когда выбрал подходящее для засидки место. – Тут тебе все видать будет. А я пониже схоронюсь, чтобы с тылу не зашли.

Спустился на десяток метров вниз по склону, присмотрев провал в снегу навроде старого осыпанного окопа со срезанным наполовину бруствером. «Небось еще с японской остался, – крутанулось в мозгах. – Тоже кто-то оборонился...» Разгреб под собою до самой лежалой жухлой прошлогодней листвы и, припав к земле, проелозил место для локтей. Старая знакомица трехлинеечка ладно приклеилась, ухватисто прилегла в ладонях. Устроился как следует и стал терпеливо ждать.

Ждал, а лютая обида на бандюков все грызла и грызла, буквально гнобила, выедая нутро. Все же забрали, нехристи! Все до донышка из хаты выгребли! И шкуры, и деньги, потом и кровью политые! Потом... и кровью...

И пришло тут на память совсем не ко времени...

* * *