Таежный спрут

– Вы не хотите быть безработной? Помните? – от тюрьмы, сумы, безработицы… Ладно, шучу. Вы были и остаетесь сотрудницей известной конторы. Где бы ни находились. От этого никуда не уйти, дорогая Любовь Александровна… – Связник с задумчивым видом щелкнул по носу резинового утенка, висящего на стекле. – Не спрятаться, как говорится, не скрыться…

О, боже. Впрочем, на что мне рассчитывать? На беготню овса за брюхом? Я закрыла глаза.

– Вы навели справки о Туманове?

Гонец помолчал.

– Так точно. – Он снова помолчал. – Вас пощадить?

Я почувствовала вселенскую пустоту, подгребающую к горлу. Пока она не заглотила меня целиком, я успела прошептать:

– Не надо меня щадить… Говорите…

– Нет, я вас пощажу, – смилостивился гонец. – Павел Игоревич Туманов в ночь переворота выполнял ответственное задание. Он с честью его выполнил, но… ему немного не повезло. Автомобиль, в котором он ехал… м-м, взорвался.

– Дальше. – Я попробовала открыть глаза, но они не открывались.

– При осмотре места происшествия человеческих останков не обнаружено.

– Это как? – Мои глаза открылись.

Связник рассматривал меня пристально и без жалости.

– Был мощный пожар, машина сгорела. При какой температуре человеческие кости превращаются в прах – простите, Любовь Александровна, – не знаю. Выводы сделаете сами. Когда узнаете. Вы не передумали ехать в Россию?

Сердце билось с какими-то подозрительными шумами. И намного слабее обычного. Зачем я так себя напрягаю?

«Пусть ночь наша будет темна и слепа,
Но все же, клянусь головою,
История наша не знает клопа,
Покончившего с собою…»

И это правильно. Жить надо даже ради чашки кофе по утрам.

– Нет, – прошептала я. – Не передумала. И никогда не передумаю. И пошли вы все к дьяволу.

Выдающихся масштабных бедствий, вопреки ожиданиям, на исторической родине не происходило. Социальные недомогания и криминальные разборки, царящие на земле предков, оказались обычным нефтяным пятном, расплывшимся по водной глади, и придавали происходящему лишь дополнительную вонь, подчеркивая местный колорит.

Начальником московского бюро был Георгий Михайлович Пустовой – седовласый джинноподобный старик, ведущий сидячий образ жизни. Я с ним виделась лишь однажды – сразу по прибытии. Он сидел за обычным письменным столом, погруженный в думы о Родине, а я стояла перед ним навытяжку и пыталась найти общий язык.

– Я просмотрю ваше дело, Любовь Александровна, – на десятой минуте беседы очнулся старик. – Идите работайте. Вам объяснят ваши задачи.

– Походите по городу, осмотритесь, – посоветовал мой непосредственный шеф, молодой еще, но зацикленный на работе Герман Игоревич Бережнов. – В пределах Садового кольца за вашу безопасность ручаемся. А вот дальше не советуем. И не забудьте намазать нос оксолиновой мазью – грипп свирепствует.

Я походила, осмотрелась.

– Послушайте, Герман Игоревич, – озадаченная, стала я наезжать на шефа через неделю. – Я, конечно, не застала все прелести правления национал-патриотов, но, поверьте, по долгу службы имею о них достаточную информацию. Чем нынешний режим отличается от предыдущего?

Герман Игоревич не обиделся. Он рассмеялся.

– Уже тем, Любовь Александровна, что, задав этот вопрос, вы не пойдете по этапу. Даже если будете намеренно нарываться. А если серьезно… Главное отличие – нынешний режим вменяем. Он провозглашает возврат к общечеловеческим ценностям, к демократии, социальной справедливости, здоровому патриотизму… А отнюдь не к хроническому идиотизму.

– Демократии? – удивилась я.

– Со временем, – Герман Игоревич деликатно кашлянул. – Необходимо удержать власть. Досталась она легко, не спорю. Режим НПФ рухнул, как здание без опоры. Жестокое сопротивление оказывалось только в Москве, в остальных городах смена администраций и глав силовых структур проходила относительно гладко. Вы не поверите, Любовь Александровна, крупные функционеры фронта либо бесследно исчезали, либо кончали с собой.

«Ага, – подумала я, – двумя пулями. В затылок».

– Остальные затаились и ждут сигнала. Согласитесь, в таких условиях демократия неэффективна. Хотя могу с уверенностью сказать, есть устойчивая динамика…

Впрочем, следы нового (или забытого старого) уже появлялись. С динамикой или без заработали коммунальные службы. В людных местах появилась реклама, народ осмелел и уже не терся к стеночкам, забитый и униженный. По улицам бродили армейские патрули, но проблем не создавали – являясь как бы отличительной приметой времени. Потянулась «гуманитарка» с Запада: сначала тоненькой струйкой, потом пошире. Объявились коммерсанты (новейшие русские), фирмы, фирмочки, кооперативы. Жизнь, по крайней мере в столице, входила в русло.