Тафгай 4

— Вот Варя смотрите, народ меня здесь помнит и уважает. — Шепнул я журналистке.

— Иван, а ты когда мне рубль отдашь? — Вылез передо мной какой-то мужичок. — Ты у меня ещё летом, когда штаны сжёг, в займы брал, помнишь?

— Держи отец, извини, закрутился с клюшкой и шайбой, — я тут же сунул в жилистую руку рабочего свой трудовой хоккейным потом заработанный рубль. — Выручил ты меня тогда знатно. На марку из Бурунди редкую немного не хватило. — Сказал я специально для Варвары и потащил её из столовой прочь.

В коридоре я провёл девушку мимо медпункта, нечего там было показывать, и прямиком направился в заводскую библиотеку.

— Вот здесь долгими вечерами я готовился к поступлению в МГУ на факультет международных отношений, — соврал я, водя руками в разные стороны.

— Ты хотел поступить в МГУ? — Удивилась Варя.

— Глупые мечты, напрасные надежды, — отмахнулся я. — Сейчас ещё покажу, где я каждую смену пахал за станком, и думаю, что все вопросы отпадут по поводу моей трудовой биографии?

— А что за штаны ты сжёг этим летом? — Спросила девушка, когда я её вёл уже по лестнице на первый этаж, туда, где гремели и урчали стальные станки.

— Что значит какие? — Возмутился я. — Ведь чучело Зимы сжигают же на праздник Масленицы? Вот и мы с коллегами решили этим летом после трудовой стахановской вахты, сжечь чучело проклятого империализма. Чтоб значит, на всей планете был Миру — Мир, и все разжигатели мировых войны, захлебнувшись в собственной ядовитой злобе, очистили нашу Землю от своего поганого и мерзкого существования. Вот так в статье и напиши.

— Не слишком ли это будет в статье про хоккей? — Улыбнулась Варя Варшавская.

— В самую точку, — выдохнул я, когда подвёл девушку к своему родному фрезерному станку, за которым пока никто не работал.

— Иван! Ванечка! Ванюша! — Вскрикнул Данилыч, каким-то необъяснимым образом разглядев меня из-за металлических стеллажей с заготовками и стопками различных чертежей.

Целых пять минут Трофим Данилыч и выбежавший следом Казимир Петрович меня обнимали, пускали скупую мужскую слезу и жали руку. Даже я, «чёрствый сухарь», немного прослезился.

— Запишите девушка, это мы с Казимиром Ване всегда твердили, показывая пальцем в телевизор, — тараторил Данилыч. — Вот с кого ты должен брать пример. С братьев Майоровых, со Старшиновых и с этих…

— С Рагулиных, — подсказал коллеге Казимир.

— Ты, Иван, теперь за всех нас, за тех, у кого судьба не сложилась, играть должен. — Смахнул ещё одну слезинку Трофим Данилыч. — За простых работяг, которые тут всю войну вкалывали по двенадцать часов, и всё здоровье здесь оставили.

— Ну, всё, всё, — стал утешать друга Казимир Петрович.

— Не перебивай! — Взвизгнул Данилыч. — Ты должен обыграть ЦСКА в чемпионате, выиграть Олимпиаду в Японии и чемпионат мира в Праге. Вот теперь достаточно.

— Между прочим, у нас в соседнем цехе ещё одни знаменитости работали, — похвастался Казимир. — Вот там за станками стояли Анатолий Чернов и Николай Серёгин. Сейчас скажу… ВИА «Лейся, песня» они недавно в новогоднем огоньке ещё спели «Всё, что в жизни есть у меня».

— Так это они сейчас исполняют «Всё пройдёт и печаль, и радость»? — Удивилась Варвара. — Мне очень нравится.

— Ерунда ваше «Всё пройдёт»! — Завелся Трофим Данилыч. — Заботится сердце! Сердце моё волнуется! Потому что мой адрес — Советский союз! Это наша песня настоящая, заводская. Про них тоже надо написать в ваш журнал.

* * *

К редакции газеты «Горьковский рабочий», окна которой смотрели на Белую башню Нижегородского кремля, я привёз Варвару лишь к четырём часам дня. И прежде чем мы попрощались, я несколько минут не без удовольствия целовал сладкие губы замечательной девушки.

— Скажи, а где теперь твоя коллекция марок и этикеток? — Неожиданно спросила она, отстранившись.

— Коллекция? Мужикам раздал на заводе. — Ответил я, ругая себя за вынужденное враньё. — Им сейчас марки и этикетки нужнее, чтобы они хотя бы знали, что Мир огромный и разнообразный и не заключается между проходной завода, собственной малогабаритной квартирой и дачей на берегу Оки. Чем не мечта поездить и посмотреть Мир?

— Я бы съездила, — улыбнулась Варя и сама поцеловала меня.

Глава 5

9 января в воскресенье за десять минут до выхода на предматчевую раскатку в нашей раздевалке во дворце спорта ЦСКА, пятёрка Свистухина резалась в преферанс, вратари Коноваленко, Минеев и их личный тренер Котомкин «забивали» в домино «козла», а пятёрка Федотова играла в покер по десять копеек ставка. Лишь я своих «пионеров» заставил, надавив стокилограммовым авторитетом на психику, делать обычную разминку.

— Запомните, любого соперника нужно уважать, хотя бы в глубине души, — бурчал я, косясь на остальную беззаботную команду. — Московский «Локомотив» — это конечно не «Динамо» и ЦСКА, но у них в составе много опытных ребят. Например: Виктор Якушев двукратный олимпийский чемпион.