Тафгай 5

— Пущай топает, — пропустила меня курносая. — Это он котяра к Варьке побежал «маслиться». Она тебе всё равно даст от ворот поворот. У неё таких ухажёров тыща! — Донеслось до меня, когда я уже поднимался по лестнице на второй этаж.

«Первый защитный заслон пройден», — отметил я про себя, заглядывая уже в большую общую комнату редакции, где, как правило, сидело человек шесть, и каждый щёлкал на пишущей машинке что-то свое, личное. Сегодня, под конец рабочего дня кроме Варвары, был ещё один журналист, который вместо того чтобы заниматься производственными обязанностями пялился на мою девушку. Поэтому я решительным шагом вошёл внутрь и сел на край стола так, чтобы журналист пялился исключительно на мою поясницу.

— Я попрошу, — пискнул обиженный ухажёр.

— Я тебя умоляю, — бросил я за спину и протянул букет из пяти красных роз Варваре. — Прости. Хотя я ни в чём не виноват.

— А сборной по лыжным гонкам ты туже цветы подарил? — Обиженно отмахнулась от букета девушка.

— Позвольте я выйду! — Засуетился парень за спиной, которого я фактически прижал к стене.

— Сиди пока не мешаешь, — буркнул я ему. — Ну, глупо обижаться на то, что было до тебя. И ещё я скоро переезжаю, поедешь со мной?

— Сейчас всё брошу и помчусь на край света! — Выпалила Варя. — Буду тебя дома месяцами ждать, пока ты где-то там катаешься.

— В хоккей играю, — поправил я свою бывшую подругу.

— Мне всё равно! — Варвара воинственно сжала кулачки.

— Да дайте уже уйти! Мне работать надо! — Заверещал журналист.

— Не суетись на рабочем месте, это чревато производственными травмами, — угрожающе шикнул я. — Давай попробуем начать всё сначала. — Сказал я и вручил букет Варе Варшавской.

Секунды три девушка смотрела на красивые розовые бутоны, а затем, совершенно для меня неожиданно она размахнулась и этими цветами махнула меня по лицу. Но сработав на автомате, я легко ушёл от удара колючими стеблями в левую щеку, зато журналист из-за моей спины, который пошёл на прорыв огрёб по полной программе. Парень вскрикнув, схватился за лицо. И в этот самый момент в комнату заглянул главный редактор газеты Георгий Иваныч. Не знаю, что он успел подумать, но видя, как один его сотрудник хлещет по лицу другого, он оторопел.

— Сидоров, я тебя предупреждал, чтоб ты не приставал к Варшавской! — Гаркнул главный человек в «Горьковском рабочем». — Вот теперь походи с расцарапанной физиономией! Здорова Иван. — Кивнул он мне. — Видишь, какие страсти кипят. Кстати, как сыграли с командами из Западного Берлина? Дашь информашку?

— Мы в Берлин не заезжали. — Смутился я. — Играли со сборной ФРГ в трёх городках недалеко от Мюнхена. Первый матч выиграли 1: 10, второй 0: 17 и третий 1: 9.

— Тотальный разгром, — обрадовался Георгий Иваныч. — Это сейчас то, что нужно! Зайди ко мне в кабинет, я это всё запишу.

* * *

Из редакции газеты я ехал со смешенными чувствами. С одной стороны в личной жизни наступила полная тягостная определённость, теперь я свободный мужчина, с другой может быть так даже и лучше, когда нет человека, который может из-за тебя пострадать. Ведь сезон охоты на меня пока не закрылся, а когда находишься в подвешенном состоянии намного проще быть одному, без близких и родных. Это я ещё по лихим девяностым хорошо запомнил.

«Кстати, — вспомнил я. — Надо бы навестить писателя. Если он всё ещё трудится над моим заказом, то надо доплатить ему денег, а если нет, то пожалуй хватит кормить тунеядца. Кто не работает, тот не ест».

«Давай, давай раскидывайся деньгами, — пробурчал недовольный голос в голове. — 25 рублей за цветы отдал и что? В пустую! Сейчас ещё сотню отвалишь писателю неудачнику, чтобы он на эти рублики ещё несколько дней пил! Котов с кошками всех на базе кормишь! Давай, швыряй деньги!».

«Вот котов я попрошу не касаться», — я повернул из центра Горького в сторону Автозаводского района, где жил писатель Сергей Викторович, который по моей задумке должен был в фантастическом романе отразить события, поджидавшие СССР в момент его трагического развала.

Однако судя по обстановке в квартире, где раньше стрекотала пишущая машинка и где велись интеллектуальные беседы на философские темы, сегодня собирались исключительно для того, чтоб пить, курить и материться. Двумя хлесткими пинками я выгнал двух вонючих ханыг, которые дрыхли вповалку на полу большой комнаты. На диване же лежало существо смутно похожее на женщину, а сам хозяин квартиры, которому хватило координации движений, чтобы открыть мне дверь ухмылялся, разглядывая моё вытянутое от удивления лицо.

— Что, не ожидал? — Засмеялся бывший писатель, гадким каркающим голосом, переходящим в нездоровый грудной кашель. — Вот у меня новая подруга. Познакомься. Хочешь мне нос сломать? А ломай!

— Мужчина! Дайте денег на поправку здоровья, — пробудилась новая подруга бывшего интеллигентного человека. — Что тебе жалко?

— Стендаль, значит, написал «Красное и чёрное», а ты пьёшь красное по чёрному? — Я картинно поаплодировал бывшему писателю. — И это дело всей твоей жизни?