Тафгай

Я решил сразу выбрать простую и понятную для тупого тела тактику — игра вторым номером. Пусть мой оппонент сильно и точно бьёт, обманывает, атакует, что-то изобретает, а я буду эти шары поднимать и возвращать в игру. С первым парнем так и получилось. Он очень здорово и хлестко атаковал топ-спином и слева и справа, раскидывая шарик по разным углам, а я, отойдя на два метра от стола, просто подставлял под нужным углом свою ракетку.

И хоть первую партию проиграл 17–21, мне было нисколечко не обидно. Наоборот стало интересно, а сможет ли тело само, без моего осознанного вмешательства играть, действуя на автопилоте? И, о чудо, игра от обороны, вторым номером, заработала. Вторая партия осталась за мной 21–14. А в третьей партии мой соперник так устал, что победа пришла уже со счётом 21 — 9.

Второй матч с теннисистом из сборочного цеха № 2 вышел ещё более простым. Победа в двух партиях: 21 — 7 и 21 — 3. Я стал осознавать, что тело постепенно привыкает к простым оборонительным теннисным движениям. И ещё пару матчей и меня вряд ли здесь кто нибудь сможет остановить!

В третьей отборочной игре, я даже не запомнил, с кем встречался, победа оказалась самой разгромной: 21 — 4 и 21 — 2. Поэтому на четвёртый, последний матч на меня пришли посмотреть многие теннисисты в зале.

— Кто такой этот парень? — Шептались у меня одни за спиной.

— Да вы чего? — Удивлялись другие. — Это же Ванька Тафгаев, бабник и пьяница. Траванулся недавно самогонкой, теперь не пьёт, головой тронулся и в спорт ударился.

— Да не самогонкой, а одеколоном. И не траванулся, а, наоборот, для здоровья выпил. Пришёл к одной бабульке, чтобы завязать, а она ему говорит: «Пей „Тройной одеколон“ залпом, целый стакан и всё как рукой снимет!» Вот теперь сняло.

— Ещё писали в многотиражке, что он Шуберта слушает и стихи пишет, — добавил в чужое враньё свою порцию сочинений какой-то собиратель сплетен.

— Что ещё придумаете? — Я повернулся к теннисистам любителям, особенно поговорить. — Может ещё скажете, что я восстал из мёртвых, прямо из могилы вылез и давай на кладбище старушек пугать? Если человек бросил пить, всё что горит, то это уже чудо чудесное?

— Матчбол, счёт 20–14, подавайте, пожалуйста! — Обратился ко мне судья последней отборочной игры.

— Извините, отвлекают, — пробурчал я, и, подкинув шарик, послал его с отскоком от своей половины на чужую половину стола.

Последний соперник действительно кое-что из себя представлял. Особенно опасным был удар, когда шарик, быстро вращаясь, вылетал из-под плоскости стола, то в правую, то в левую сторону. Что такое с ним, с этим мячиком для пинг-понга, делал противник под столом, во-первых было не видно, во-вторых не понятно. Но мое тело упрямо приспосабливалось к любой манере игры. И доламывало сейчас четвёртого оппонента. И этот очередной длинный розыгрыш закончился ошибкой соперника.

— 21–14, победа по партиям Тафгаева два ноль, — устало выдохнул судья на линии.

Я краем глаза заметил, что Яна Снегирёва, которая просидела все игры нашей группы на скамейке рядом, расстроенно всплеснула руками. Из чего сделал вывод, что мной был повержен кто-то из команды конструкторского бюро. Проигравший подошёл, пожал мне руку и спросил:

— Какой у тебя разряд?

— Самоучка. Я так, после силовых тренировок со штангой, для улучшения реакции в пинг-понг играл, — откровенно признался я.

— А у меня КМС, — расстроился он.

Перед финальными играми организаторы сделали часовой перерыв, в который можно было чуть-чуть полежать, расслабиться или сходить поесть. Я выбрал — поесть. Ради этого столовую училища № 25, открыли для участников «Спартакиады» специально на один час. В просторном помещении, которое когда-то выложили кафельной плиткой, пахло хлоркой и борщом. А весь зал для посетителей с толстыми квадратными колоннами был уставлен длинными столами и стульями с жёсткими деревянными сиденьями. На раздаче я заказал макароны с отварной курицей, стакан густой сметаны и стакан компота.

— Макароны из твёрдых сортов? — Спросил я подавальщицу.

— Почему твёрдые? — Удивилась женщина. — Отварились, как следует, мягкие. Если хочешь что-то твёрдое погрызть, возьми сухари для супа.

— Хорошо, возьму один, на память, — улыбнулся я.

Кстати, кроме меня, и ещё нескольких теннисистов в столовую заглянули и болельщики. И судя по их раскрасневшимся лицам, сделали они это исключительно ради закуски. Я со своим подносом прошёл в самый край зала, где удобно устроился рядом с большим и высоким окном.

— Здесь не занято? — Спросил меня грудной, но в тоже время мелодичный голос Яны Снегирёвой.

От неожиданности я чуть со стула не слетел. Но, она хоть и редкая красавица, я себе тоже цену знаю. Конечно денег и положения в советском обществе у меня пока нет, зато всё остальное — есть!

— В свободной стране, такой вопрос — чистая формальность, чтоб завязать приятную беседу, — улыбнулся я, рассматривая, что на подносе принесла девушка.