Тафгай. Том 9

— Идиотская игра для дебилов, — прошипел инспектор горкома и стал ругаясь и чертыхаясь пробираться на выход с центральной зрительской трибуны.

— Как же вы мне, Евгений Васильевич, надоели со своей ревностью и глупостью, — пробормотав себе под нос, тяжело вздохнула Наташа Сусанина.

* * *

К концу матча, который я провёл, почти не покидая льда, ноги налились таким свинцом, что в последние пять минут каждое движение давалось через боль. Про атакующие действия я уже практически не помышлял. Зато с большой охотой раздавал разрезающие самонаводящиеся передачи. «А неплохая сегодня вышла тренировочка на будущее», — подумал я и под занавес игры удачно вдавил в борт игрока гостей. Затем отвоевал шайбу и вторым движением швырнул её под центральную красную линию, где её, по моему мнению, должен был выловить наш крайний нападающий, десятиклассник Юра Кривокорытов.

Этот скромный запасной игрок команды оказался не так уж и безнадёжен, как выглядел на тренировках. И кстати, он во втором периоде примерно после такого же красивого паса убежал один на один. Правда, обыграв вратаря, умудрился не попасть в пустой угол, но для первого раза и этого было достаточно. Вот и сейчас Кривокорытов правильно прочитал игровую ситуацию. И когда моя шайба, пролетев на метровой высоте, отрезала всю пятёрку гостей, Юра уже был тут как тут около красной линии. Он ловко принял шайбу, которая к этому моменту опустилась на лёд, и рванул на одинокого голкипера гостей.

— Давай! — заорали зрители на трибунах.

— Юрка, давай! — словно труба загудел, наверное, кто-то из родственников Кривокорытова.

И паренек, словно молния пересёк среднюю зону и, не снижая скорости, выкатился на отличную ударную позицию.

— Бросай! — заорал я. — Не мудриии!

И хоть мой голос наверняка не был слышен, Юра, не сближаясь с голкипером, швырнул с кистей, метя в правый верхний угол ворот. Однако шайба звякнула о штангу, отлетела назад и, когда народ разочарованно выдохнул, вратарь гремячинского «Шахтёра» лёгким движение клюшки сам же добил её в собственные ворота.

— Гооол! — заголосили трибуны.

— Даааа! — заорал сам автор заброшенной шайбы.

— Юрок — молодееец! — загорланил какой-то местный оперный бас.

— 14: 7, — буркнул я себе под нос окончательный счёт матча, когда судья, дунув в свиток, объявил игру законченной.

И вдруг случилось то, чего я никак не ожидал. Народ на трибунах дружно встал и принялся скандировать: «Молодцы! Молодцы!». И в этот момент из динамиков вместо традиционного хоккейного марша зазвучала песня, которую я очень давно не слышал. Откуда откопал её Ярик, можно было только гадать. Почему-то шевчуковская «Осень» в исполнении Владимира Высоцкого не прижилась в этом мире. На кухонных магнитофонах её гоняли мало, под гитару «Что такое осень» практически никто не пел, а по телевизору и радио вообще эту вещь вообще не поставили ни разу. Но как приятно было услышать эту песню именно сейчас, когда переменчивая судьба поманила меня новым вторым шансом.

Что такое осень? Это небо, — заревел хрипловатый голос Высоцкого над хоккейным стадионом.

Плачущее небо под ногами,

В лужах разлетаются птицы с облаками,

Осень, я давно с тобою не был…

— Мужики-мужики, круг почёта! — крикнул я своей заводской команде. — Зрителей за поддержку надо поблагодарить.

— Правильно-правильно, давай-давай, — захлопотал на скамейке запасных Толь Толич, отправляя остальных парней на ледяное поле.

Я привычным движением поднял клюшку вверх, как это делал, празднуя заброшенные шайбы, и медленно покатил против часовой стрелки вдоль борта. И вдруг с криком: «ура!», на меня вылетела Сусанина и повисла на моём плече.

— Ты чего? — опешил я. — Мы же не Олимпиаду выиграли? И даже не чемпионат области?

— Всё равно молодцы! Урааа! Победа! — заверещала она прямо в моё ухо.

А тем временем голос Владимира Высоцкого с характерным надрывом запел припев «Осени»:

Осень. В небе жгут корабли.

Осень. Мне бы прочь от земли.

Там, где в море тонет печаль,

Осень, темная даль.

— Ты, Сусанина, хоть понимаешь, о чём завтра будут болтать на всех угла? — пробормотал я, придерживая девушку за талию, чтобы она в своих зимних сапогах не грохнулась на скользкую, гладкую и жёсткую как бетон голубую поверхность льда.

— Пусть подавятся, — хмыкнула Наташа и закричала, — урааа! Победааа!

«Вот неугомонная, — подумал я. — Не доведёт она меня до добра. Прямо кожей чувствую, не доведёт».

Глава 16

Человеческий мозг — это крайне нежный и загадочный человеческий орган. И хоть он защищён самыми прочными костями черепа, повреждения этого органа центральной нервной системы неизбежны и распространены. Иногда после травм головы кое-кто вдруг начинал говорить на разных языках, или, позабыв свою родную речь, неожиданно вспоминал какое-то чужое и незнакомое наречие. Однако в большинстве случаев после сотрясений и инсультов природный компьютер в голове человека начинал работать с таким числом багов, что превращал нормальную жизнь в невыносимую пытку.