Таганка: Личное дело одного театра

В. С. Золотухин Обнаружилось, что я его совсем не знаю, не знал. Летом, когда пленки его слушал, все открылось в первый раз. ‹…› Я прочитал воспоминания Карякина^[981]. Они потрясли меня. Мы устраиваем конкуренцию у гроба слишком торопливо. ‹…› Людям со стороны покажется, что мы знаем что-то такое — вместе работали, кутили, выпивали. Чем ближе мы были, тем меньше мы его знали.

Н. Л. Дупак. Лицом к лицу лица не увидать.

В. С. Золотухин. Мы должны быть осторожны. В каждом человеке есть какая-то тайна. Его тайны мы не знали. ‹…›

В. Б. Смехов. Все равны перед ушедшим поэтом, и это правда.

Б. А. Ахмадулина…. но ясно только одно — спектакль должен быть. В нем должны участвовать друзья Володи, люди, которые его любили. …я знаю, чего в нем не должно быть. Во-первых, никакой расплывчатости идеи. Канва должна быть стройная и строгая. ‹…› И еще про песни. Труппа будет сталкиваться с … соблазном отдать публике то, чего она, собственно, и ждет — Володин голос. Но … [возникает вопрос] о мере участия Володиного голоса в спектакле. Потому что должна быть, как и всегда у Таганки … независимость от всего. Вы не можете отдать страждущей публике Высоцкого. Она… все равно будет недовольна, она придет спросить вас: «Где Он?» …а вы не можете сказать, где, потому что мы знаем только одно, он не пришел, потому что он занят, занят настолько, что не смог сейчас прийти к Гамлету, занят своим вечным занятием. ‹…›… [почитатели Высоцкого] все ко всем нам приходят, пишут. Юноши с наркотиками, рыдающие девушки… и ни в коем случае театр не может уступить свою изысканность… надрывно настроенной публике. Изысканное, строгое зрелище… абсолютно не умеющее угодить тем, кто хочет рыдать, страдать, говорить, что он спился и пропал. ‹…› …рано или поздно вы придете к тому, что обилие его голоса … еще никак не может быть решением того, что задумано.

Все, что говорилось о «Гамлете», мне кажется страшно плодотворным. ‹…› Я не знаю пока, в прозе или стихах, но хочу предложить свои варианты в связи с текстом Шекспира. …мы должны холодно думать… о спектакле, который не может быть и [не] должен быть равен его судьбе, его личности и даже памяти о нем. Это все равно будет новое, и как соотнести одно с другим — спектакль о Володе и целомудренность нашей любви и памяти народа и совершенно независимое театральное решение… Вот это и будет проблема.

Ю. П. Любимов. Благодарю Вас, Белла. Я совершенно согласен с Вами. Но мне хочется еще сказать — может быть, Вам это поможет — о том, как любили Володю здесь, в театре, рабочие, осветители, монтировщики. Это ведь у нас особый народ — то запьют, то не придут — сложная (иногда кажется, что это самодеятельность какая-то), вольная орда, кочевая как будто… Ну, это я так… Просто жалуюсь. Так вот, они все в свободное от работы время приходили, потому что просил Володя. Он умел просить. Как он у меня просил Гамлета! Все ходил за мной и умолял: «Дайте мне сыграть Гамлета! Дайте Гамлета, Гамлета!» А когда начали репетировать, я понял, что он ничего не понимает, что он толком его не читал. ‹…› Мы с Давидом стали делать. Раз пять мы репетировали. И нам казалось, что что-то выходит. Он один исполнял моноспектакль. Понравилось ему слово «моно». За границей — «моно», он — «моно», все «моно». Что мы сделали? На авансцене выгородили то ли вагон, то ли нары, нары, нары, нары, нары… ‹…›

Откуда он всех знает: доходяг, забулдыг, летчиков, парашютистов? Уж не знаю, то ли он с ними кутил, летал, бродил… В нем что-то бродило. Но это, конечно, уникальное качество. Он заставлял верить, что это все — его прожитая жизнь. Как он сочинял. ‹…›

Вот странно, что такой человек, создавший такой мир, а тянулся все время — «Дайте Гамлета, дайте Гамлета, дайте мне Гамлета сыграть!». ‹…›

А потом ему делался спектакль. С какой охотой работяги ходили, отдавали ему выходные дни. А он плюнул — то запил, то уехал вообще. …даже не пойму, почему. То ли он вдруг почувствовал, что не нужно ему все это … Не надо ему театрального хода никакого — чтобы петь, ему достаточно: он, люди и гитара. И хватит. Может быть, и это было. ‹…›

Пожалуйста, дорогие гости, нам очень интересно вас послушать. Сами мы можем и без вас собраться, а с вами редко собираемся.