Таганка: Личное дело одного театра

Зрителей стали пускать в театр только за 15 минут до начала спектакля. В течение всего худсовета барахлил магнитофон, на котором делают запись, в конце, когда выступающие переходят к вопросу о дальнейшем существовании театра, магнитофон, вероятно, по техническим причинам, вообще выключают. Попытаемся после воспроизведения официального текста протокола, который на следующий день был направлен для ознакомления в инстанции, воспроизвести по памяти некоторые детали и реплики, не получившие в нем отражения. — Примеч. ред.).

Ю. П. Любимов. Прошу начать обсуждение. Ситуация у нас вокруг спектакля сложная, а времени сегодня немного, поэтому прежде всего предоставлю слово тем, кто торопится.

А. А. Мыльников^[1059]. Нет человека, который не любил бы Владимира Высоцкого — артиста, певца, поэта, — это не вызывает сомнений. Но мне хотелось бы сказать как художнику о постановке. Театром найден очень интересный прием, который создал тот накал, ту нить, которая протягивается от поэта к зрителю. Театром создан очень емкий интересный сценический образ поэта. Это большая победа художника Любимова.

Я. Б. Зельдович^[1060]. Принято противопоставлять физиков и лириков. Но есть нечто общечеловеческое, стирающее грань между ними. Творчество Высоцкого одинаково понятно и тем и другим. Общечеловечность творчества Высоцкого сделала его настоящим артистом. В спектакле прекрасно переданы его мужественность, смелость, цельность, музыкальность, лиричность. Мы очень благодарны коллективу Театра на Таганке за это. Этот спектакль не должен оставаться представлением для немногих. Его должен увидеть народ. Высоцкий — большое явление. Его смерть стала огромным потрясением для всех нас. Трудно думать о том, насколько он моложе многих из нас. Эту боль разделяют многие.

Ф. А. Искандер^[1061]. Это самый яркий спектакль, который я когда-либо видел. «Все мы любили Высоцкого» — так мы говорим теперь, но в действительности не все его любили. Я знаю эстетов и бюрократов, которые его недолюбливали или делали вид, что его не любят, а сами «втихаря» слушали его. Эстеты считали, что только они умеют думать, бюрократы считали, что только им принадлежит право думать. Но не умеют думать ни те, ни другие. Высоцкий умел думать и умел возвратить народу то, что он думает. Сегодняшний спектакль продемонстрировал мастерство режиссера и всех артистов. Показана вдохновенная прекрасная работа. Высоцкий встал как во весь рост. Я надеюсь, что этот спектакль будет жить долго-долго.

Ю. Ф. Карякин. Прежде всего, я думаю о том, что люди, имеющие отношение к закрытию спектакля, ссылаются в подтверждение своей правоты на мою статью о Высоцком^[1062]. Крайне благодарен. Но я себя в этой статье понимаю так, что она — в поддержку спектакля, а не против него, и очень странно, что мне разъясняют то, что я думаю, пишу и говорю. Может быть, мне еще кто-то будет жену подбирать по чьему-то вкусу? Повторяю, и как автор статьи, и как член Худсовета, и просто как зритель — я за спектакль. Я видел его несколько раз, но сегодня было чудо. Это был поистине братский спектакль. Люди, сотворившие его, выполнили нравственный долг перед своим братом, перед искусством и перед своим народом. И сами (все мы это видели) сделались лучше и людей сделали лучше. Нельзя такое «косить». Это было бы безнравственно. Почему старики, люди намного старше Высоцкого, почему академик Зельдович, выступавший здесь, почему фронтовики, люди всех профессий, всех слоев и возрастов нашего народа так любят Высоцкого? Вот главный факт. Запрещать его имя, мешать его песням, срывать, в частности, спектакль о нем, — это значит плевать на народ. Это значит идти на конфликт с ним. Как это не понять? Как не понять, что это и не политично, и не идеологично, что это вредит? Еще одного я никак не могу понять. Все мы смертны и должны быть готовы к ней, к смерти. Я бы хотел спросить тех, кто боится воссоединения Высоцкого с народом (а оно — это воссоединение — идет, и ничто, и никто ему не воспрепятствует). Вы что, — не смертны, что ли? Неужели вам безразлично, что скажут ваши дети, которые любят Высоцкого и Окуджаву, любят за их правду, за совесть, за талант.