Таганский дневник. Кн. 1

Вчера, значит, исполнилось мне 28 лет. Целый день до спектакля я пролежал на тахте, постепенно выходя из большого похмелья. Слетел с катушек, даже не понимаю, что случилось — выпили в группе и не так много, бывало больше… но, быть может, недельная усталость, недосыпание и взнервленность дали себя знать, я весь ослаб, сник и играть, конечно, «Антимиры» не смог. Хорошо вовремя успел ребят попросить — Веньку, Володьку… работали за меня. Оделся, но на сцену не выходил. Просидел около на ступенечках, завернувшись в кулису. Это ужасно. Нельзя, нельзя так… Может быть, ко всему я отравился табаком. Целую пачку выкурил одну за одной, да еще не закусывал почти никак, без обеда… Что теперь будет мне… Да что бы ни было, не в этом дело. Противен сам себе. И на глаза неохота партнерам попадаться… Вот такие срывы, углубление конфликта в себе и собственное бессилие что-либо изменить приводят к петле, к ссорам в семье, к разладу. Зато «Послушайте» играл великолепно, и в «Вечерке» моя фотография из «Цветов». Все как-то полегчало. Домой после «Антимиров» привез Высоцкий.

Говорят, смешно лежал, закутавшись в кулису, грустно смотрел на сцену и курил. Напротив сидел пожарник и благоговейно смотрел на меня. Оказывается, он ухаживал за мной — давал нашатырь нюхать, тер мне виски.

29 июня 1969

Недавно мы вспоминали с Высоцким наше Выезжелогское житье[68]. Ах, черт возьми, как нам там было хорошо. Поняли только сейчас и сердце сжимается. Тогда мы были всем недовольны. Я часто повторял: «Кой черт послал меня на эту галеру» — а теперь… Почему-то в памяти вся обстановка нашей избы… стол… на нем кажется всегда стояла самогонка, нарезанное сало… лук, чеснок… хлеб. В подполе стояло молоко. Завтрак наш — хлеб — молоко. Конечно, не всегда стояла самогонка… но помнится, что всегда. В кастрюле холодные остатки молоденького поросеночка… Как я сейчас жалею, что мало записывал, ленился.

Перечень дневных событий одним словом. Нет, погубила моя привычка делать из дневниковой, быстрой лаконичной записи — литературный труд. Самое приятное расшифровывать. Из одного слова встает событие, день, жизнь, настроение. Ах, идиот. И вообще, наверное, необходимо с дневником, вот таким развернутым — писать записные книжки. Иметь ее всегда при себе, под рукой, класть в карман того костюма, который на тебе сейчас… сколько раз переодеваешься, столько раз перекладываешь книжку со стилом. Дневник и записная книжка — не одно и то же, я зря думал, что дневник компенсирует записки-каждоминутки.

Буду как Толстой. Все, решил.

1 июля 1969

Только что Кисель сообщил — сняли Твардовского. Неужели?! Да неужто посмеют?! Вона куда дело-то идет. Господи! Да что же это такое. Долго целились и решились. А мы, интеллигенты, кричали — Духу не хватит у них… За ним такие люди… Интеллигенция… лучшие писатели… передовая прогрессивная заграница. Твардовский — великий поэт, гражданин, авторитет. Нет, не захотят они ссориться с народом… Не будут давать печатать желаемое, будут мешать работать, зажимать, потрошить каждый номер… но снять… не посмеют и вот — финита ля комедия…

А у меня «Дребезги» лежат в «Новом мире». И там про «усатого» борзо написано. Отыщут рукопись и заявятся с обыском. Проверить архив мой и образ мыслей из него составить.

20 июля 1969

Артиста делает театр. Гражданское его лицо делается в кровной связи с линией, направлением театра. Большинство артистов Таганки люди своего времени, не равнодушные к политике, к жизни своего народа — граждане. Также и «Современник» и группа Эфроса… Любимов воспитал артистов-политиков, заразил их собственной энергией бойца.

— Кого вы считаете вашим первым учителем в пути на проф. сцену?

— Фомина Вл. Степ., баяниста, заведующего физической лабораторией, вдохновителя и руководителя школьной самодеятельности в нашем селе. Удивительно одаренная личность, самородок, подвижник. Такие люди для села — клад. Сколько мы с ним сделали конц. программ, номеров, в каких только точках мы ни выступали с ним: и в клубах, и на пасеках, и на полевых станах, и просто в поле на машине, пока комбайнеры обедали… С 11 лет, т. е. с 4-го класса до окончания школы мы ездили с концертами по нашему району. Он первый внушил, убедил, открыл для меня: «Для того чтобы что-то получилось на сцене, надо вкалывать, вкалывать, вкалывать… задолго до выхода на нее». Он был мой первый наставник, первый мой мастер, первый режиссер…

24 июля 1969

Вчера был в «Новом мире». Встретили как блестящего Кузькина. Зам. главного редактора Конторович Алексей Иванович, человек, который крутит все колесо, — пригласил к себе. Сказал: «Зря вы скрываетесь под „Шелеповым“, я узнал вас — вы Золотухин. Надо было сразу принести ко мне… Прохождение у нас очень сложное… отбор строгий. Зная, что это написали вы — мы по-другому бы отнеслись и т. д. „Дребезги“ у кого-то на руках. Первые отзывы средние — для вас и для нас». Набрался наглости, оставил у Конторовича все свои рассказы.

Поехал на «Мосфильм». Вчера впервые в жизни сел к телефону и стал звонить работодателям — согласен на любую работу.