Таганский дневник. Кн. 1

— Графоманчик, — говорит Мартин, которой я дал просмотреть интервью с Шантиль, и с ехидной улыбкой повторила несколько раз, что в интервью этом называют меня на Таганке артистом № 1. Надо бы доругаться… Да, конечно, графоманчик, господа парижские заседатели, но пусть это Вас не смущает. А ты, Валерик, не обижайся, а работай и пиши свои дневники. Они не станут дневниками Антона Овчинникова, но самому тебе помогут, как и всегда помогали, — выжить и минимально остаться человеком. Мартин — лягушечка, колкая, умненькая, хитренькая, и почему-то мне кажется, с душой взаймы, с душой прокатной. А может быть, во мне говорит ревность ее отношения к Ивану? Вряд ли. Что мне до них? Ведь про нее речь.

Считаю дни-часы, — секунды своего пребывания в Милане. Попросить Никиту Прозоровского 23-го сыграть «Послушайте».

А сейчас итальяночка будет брать у меня интервью. И я ведь дам.

«Континент»: — хотел лечь в 21 и зачитался. Действительно — интересный журнал. И что делать? Хочется Тамарке дать, а как везти? Вот ведь беда. На скандал нарываться не хочется.

Завтра «Мизантроп», время около 24. Ванька пьет мою водку. И спать не хочется мне.

А застукают с «Континентом», прости-прощай, публикация «Стариков» — заведется дело в КГБ.

Эфрос. Но когда публика не ходит, это опасно другим толкованием. Любимов объявил итальянскую публику ничего не понимающей в… опере?! За что расскандалился со всеми критиками, его доброжелателями, режиссерами, с которыми на расстоянии состоял в дружбе и пр.

31 мая 1987

Воскресенье — отдай Богу.

1. Вчера начитал свои записи об Эфросе девочке Тане из «Театральной жизни». Ей хочется конфликтности Любимов — Эфрос. Записные книжки Эфроса?! Но ведь мы не знаем записных книжек Любимова. Записные книжки сомнительный, уязвимый матерьял для установления истины.

2. Что существует письмо Любимова в ГуК о том, что Эфрос извратил русскую классику в «Вишневом саде» — вполне допускаю. Донос? Может быть. Ну, а если это неколебимая убежденность? Он вообще в делах искусства был весьма жесток в оценках, а уж что касается платформы его таганских подмостков? — просто был зверь.

13 июня 1987

Суббота.

— Матерьял номер раз… всех побил и даже кое-что выбрасывают, освобождая Вам место… среди актерских матерьялов об Эфросе, — говорит Таня Гармаш. Она показывала матерьял тем, кто готовит этот номер. «Хороший текст». И я очень рад и горжусь тем. Не зря я сидел в Милане перед портретом Эфроса дорогого и думал. И может «Мизантроп» тем замечательней был. До Крымовой Н. дошла весть о моем слове — «толковое», — это ее слово. К словам об Эфросе она придирчива.

15 июня 1987

Понедельник, Калинин.

Мучаюсь совестью, мучаюсь матерьялом. Это не достойно ни Эфроса, ни Любимова, говорить о них походя, вспоминая ерунду, частности, — кто что сказал про тот или иной спектакль. Это все никуда не годится, хотя Ваньке и понравилась статья, но ему не дорого мое имя, он знает, что я тем самым вляпываюсь в говно… Сам заявляю, что Эфрос в защите не нуждается, и тут же его защищаю, противопоставляя его благородство любимовскому хамству. Не мне это делать, тем более я ведь действительно не знаю, ходил ли Любимов по инстанциям — это все те же слухи, сплетни. И нет в том чистоты. Надо все переделать. Тем более, что категоричности у Эфроса было много. Вспомним историю с «Месяцем в деревне» в Польше, где он как мэтр себя вел и поругался в результате с польскими артистами и режиссерами и настроение гастролей в Польше было испорчено, гастроли прошли вяло — ему было неприятно возвращаться в эту страну — он чувствовал за собой грех.

И начинаю сводить счеты — здесь не место и не время, на страницах «Т. Ж».

23 июня 1987

Вторник.

Сегодня «Мизантроп». Господи! Пошли мне легкости, пошли мне скорости, и моим дорогим партнерам ласки и удачи. Я люблю их, они меня соединяют с Эфросом. Они помнят его с добром и любовью. Царство ему небесное. Тамара «поврежденная» лежит, а сегодня обещалась Н. Тарнопольская заехать после спектакля. Как все это будет выглядеть? Господи! Спаси и помилуй нас грешных.

29 июня 1987

Это была молитва, и она дошла. Спектакль прошел грандиозно. Это был лучший подарок самому себе к 46-летию. Сцену с Селименой во 2-ом акте мы так не играли даже в Италии. Я был счастлив. Наташа Тарнопольская с Марисом из пельменной пришли к нам, Тамара ждала и накрыла стол. Наташа принесла приглашение — вызов нам с Тамарой в Париж. Это потрясающе и, думаю, надо сделать все, чтобы Тамара поехала. Тамару мы отнесли на койку, и я проводил гостей на такси.

4 июля 1987

Суббота.

День «Мизантропа». Господи! Спаси и сохрани, дай мне легкости, дай мне скорости и пощади мою ущербную-щербатую. Господи, помилуй ее. Как хочется сегодня хорошо сыграть. Сегодня год, как идет «Мизантроп», и каждый раз все заново. Дорогой Анатолий Васильевич, какую радость и муку подарили Вы мне на жизнь.

18 июля 1987

Суббота.