Читаем Таганский дневник. Кн. 1 полностью

Ходил с утра с Кузькой. Похолодало. Получил грустное, тоскливое письмо от Степаныча. Напились опять. Что-то нехорошо у него, по-моему, опять с женой что-нибудь.

Деньги мне покоя не дают. Ужасно хочется накопить на домик с заборчиком.

Рисоваться — это нехорошо, я сегодня рисовался на репетиции перед молодыми артистами, нагрубил Веньке, в общем, я был «тысячу раз прав» — так относиться нельзя. Надо работать, а не валять дурака, но мы до того уж дошли, что деловое отношение принимаем за рисовку. Доля и правда есть в том несомненная, и все же нам (о себе первом) надо пересматривать свое поведение в работе. Мы губим душу, теряем то немногое, что еще осталось — цинизм, легкость, междупрочимость, все это не туда, это губит наши сердца, огрубляет, мы не в человеков, а в ходячие трупы превращаемся… Нельзя так, надо беречь чистоту, непосредственность поведения, честность и несуетливость.

21 мая 1968

Дочитал «Подростка», ужасно хорошо, просто гениально. Нужно вчитаться, вдуматься, увлечься кругом идей, смыслом — для чего и не оглядываться на хитрость и ловкость интриги, вроде бы пустяшной, и… «ну что мне за дело до их пороков и дел», а потом оказывается — вовсе не в том дело, в чем дело, а оно совсем в другом. Нет, очень хорошо, пусть нагорожено, запутано, заинтриговано, головоломка вроде бы и «откуда все!» — но гораздо чище многих нравственных, моральных книг и с огромной мыслью — всеобщей тоской, болью за всех и все.

Надо читать Достоевского и пытаться что-нибудь сыграть из него.

Накручиваю Федю, заражаю его энергией поступления, пробивания в театр, на работу. Тереблю, вселяю бодрость и уверенность. Учу быть бойцом.

Бердяев. О Хомякове.

Об обществе и государстве.

— Неумирающую заслугу славянофилов я вижу лишь в том, что они понимали власть как обязанность, а не как право, и с этим связывали своеобразный государственный идеал России. Славянофилы не хотели, чтоб Россия вступила на путь борьбы политических партий, столкновения интересов, самоутверждения человеческой воли. И в этом была правда, возвышающаяся над их ограниченной государственной идеологией. В славянофильском сознании решительно преобладает нравственный момент над юридическим, идея обязанности над идеей права.

— Изначальная полнота власти принадлежит народу, но народ от власти отказывается, избирает себе царя и ему поручает нести бремя власти. Хомяков гордится народно-демократическим происхождением царской власти в России, противопоставляет его происхождению власти на Западе из завоевания, из порабощения. Но народовластие осуществляется не большинством голосов, не механикой количеств — оно осуществляется органически, таинственно, непосредственно. Таков 1612 год.

Русский народ не признает власти как политической силы, он признает ее лишь как нравственное призвание.

Бердяев. В них жил идеал органической христианской общественности, идеал, противоположный всякому механизму, всякому формализму.

26 мая 1968

Дождь с градом, или град с дождем. Погода развинтилась. Два дня гулял с земляками:

— Пьем за твой талант.

— Ты — чудо…

— Каких Платонов сцены рождает сибирская земля.

Нажрались, сперва сухого вина, потом на Павелецком у таксистов взяли водки.

Пели, плясали, в той Москве глухой замерзал «артист», отправил Элеоноре рассказы, все, четыре. Пусть читает и отплевывается.

Высоцкий был в Ленинграде, видел перезапись «Интервенции», или теперь «Величие и крах дома Ксидиас», по «моей» фамилии, расстроился, чуть не плачет: — Нету меня, нету меня в картине, Валера, и в «Двух братьях» нет меня — все вырезали, нету Высоцкого…

— А фильм-то получился.

— Конечно, получился.

— А что говорит Полока?

— Говорит, что все в порядке.

29 мая 1968

По всем адресам, налево и направо я жалуюсь, что не сыграл Кузькина, что режут «Интервенцию», что здесь и там меня постигают неудачи.

Назаров о Можаеве. — Как такой непроходимо глупый человек может писать такие удивительные вещи — как «Живой».

Зайчик опять ускакал в Душанбе. Сегодня Федя показывается в т-р Комедии областной, дай ему Бог удачи, ведь ему ужасно не везет в жизни. Ну что такое, человеку тридцать лет, у него ни жены, ни работы нормальной, три года поступал в институт… может быть, ему повезет в Москве.

Договорились с Зайчиком писать друг другу. Вот я и пишу, ведь не обязательно писать на отдельной бумаге, можно хоть на газете, лишь бы помнить.

30 мая 1968

Федин показ состоялся только сегодня. Ответ дадут 2-го в 10.30. Вчера долго ходили по Москве и спорили, выясняли мировоззрения, позиции и пр. с Огурейкиным. Заняли с Конюшевым 5 руб. и пропили. В ВТО с Евтушенкой пришел шеф, я подсел к ним, может быть, зря, но, кажется, вел себя достойно. Евтушенко обалдело удивился, когда узнал, что это я играю Кузькина. Потом стал говорить, что «без меня вам, Ю.П., не сделать спектакль о Пушкине. В его биографии много поводов, причин и разных штук, чтобы сбиться в сторону, а я знаю главное, без меня вы не сделаете Пушкина, хотите пари…» Петрович тянул вино и курил.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука