Тагир. Ребенок от второй жены (СИ)

Чертова рубашка снова ползет вниз, оголяя молочную кожу. Она белеет в темноте, как вожделенный оазис для путника, блуждающего неделю по пустыне.

И я оказываюсь рядом, опуская колено на кровать и подбираясь к Ясмине, по ходу дела стаскивая рубашку с груди и кидая на пол. Моя жена в испуге открывает рот, но, наверняка вспомнив о своем обете, тут же смыкает губы, но четко обозначает свое “нет”, хватая одеяло, прикрываясь им и мотая головой из стороны в сторону.

Смешная. Думает, мне сейчас нужны ее слова? Пусть молчит, только стонет подо мной. Протянув руку, хватаю за край одеяла и тяну его на себя с усилием.

— Ждала меня, жена? — смакую последнее слово — символ ее принадлежности мне.

Снова мотает головой, морщится, и я не сразу понимаю почему, но, принюхавшись, чувствую приторный аромат халата Наили. Он пропитал мои волосы. И Ясмина теперь думает, что я хожу от одной жены к другой. Боль в ее глазах осязаема, и я бы переубедил ее, сказал правду, но разве поверит? Поэтому сцепляю зубы, расстегивая ремень и раздеваясь дальше.

Испуг в глазах жены сменяется ужасом. Чего она боится? Разве не наслаждалась в прошлый раз? Нравится обманывать саму себя? Ее непокорность и зажатость злят, доводя до предела.

— Сними рубашку, жена, иначе я сделаю это сам, — командую ей твердым голосом, обмирая от одного вида ее гладкой кожи, обнажающейся после того, как Ясмина медленно и с явной неохотой выполняет мой приказ. Она сидит на коленях в центре спальни, такая красивая, желанная и напуганная.

— Поцелуй меня, — снова даю команду.

В ответ она сжимает челюсти и делает резкие отрицательные движения головой. В глазах ярость. Что ж, девочка, ты умеешь завести. Ринувшись к ней, опрокидываю на постель, распластываю и зверею от одурманивающего аромата ее чистого тела: никаких примесей, только она, только моя Ясмина. Моя жена.

“Моя, моя, моя”, — бьется сквозь шум в ушах, когда я целую ее, кусаю губы, обнимаю руками тело, изучая все укромные уголки, лаской подчиняю себе строптивую жену.

Ощущаю, как напрягается, не позволяет принести себе удовольствие, и это заставляет меня злиться и кипеть от ярости.

— Луна моего сердца, — шепчу ей на ухо и чувствую, как замирает ее тело.

Мышцы натягиваются, вот только вопреки собственному сокровенному желанию в ответ я слышу лишь молчание. “Солнце моей души” не вторит моему признанию.

Утро нового дня настает так же неожиданно, как завершилась прошлая ночь. Стараюсь не двигаться. Медленно привыкаю к измененному, заклейменному Тагиром телу. Сворачиваюсь в клубок, но так еще хуже. Ощущения будто концентрируются в одной точке, и всё, что я могу, это стараться не расплакаться.

Если начну, будет сложно остановиться. Да и есть ли смысл лить слезы?

Здесь меня никто не пожалеет.

Поэтому я встаю, чтобы отмыться от грязи, которую чувствую как живую. Прохожу в ванную и отворачиваю вентиль, наблюдая как загипнотизированная, как вода тугой струей бьет о белое дно ванны. Поискав глазами, нахожу пену.

Пусть хотя бы приятный аромат немного отвлечет меня от невзгод. Пахнет кокосом. Лью один колпачок в воду и убираю на место флакон с пеной. Наконец ванна готова, и я погружаюсь в нее, согнув ноги в коленях и уткнувшись в них подбородком.

Вода омывает тело, немного успокаивает. Прохожусь руками по коже, волоски топорщатся, потому что я мерзну даже в теплой воде. Приходит мысль сделать ее максимально горячей. Может, это отвлечет меня. Почему-то вспоминаются заботливые руки мамы, как мыла меня и брата в детстве.

Такие тяжелые, далекие воспоминания, спрятанные в укромном уголке. Их никто не отнимет. Есть то, что нельзя отобрать, то, что нельзя осквернить…

Не то что меня… Хотя…

Разве могу я так сказать о себе и Тагире? Воспоминание возникает в голове как вспышка. Яркая, красочная, постыдная. Я под Тагиром. Он, не жалея меня, утверждает свое право. Муж. Он мой муж. Как странно и извращенно исполнилась мечта моей юности…

Вдруг слышу хлопок двери и подбираюсь. Неужели Тагир? Нужно срочно одеться и выбраться из ванны. Но не успеваю. Ко мне быстрой походкой спешит улыбающаяся Наиля в ярком цветастом халате с диковинными птицами. Такой дорогой, роскошный и явно новый. А пояс — с драгоценными камнями.

Подруга всегда любила наряжаться. Могла часами крутиться у зеркала. Краситься, менять наряды, делать прически. Помню, что меня хватало лишь на полчаса этих мучений, потом я хотела сбежать и заняться чем-то другим. Но это же подруга, я терпела ради нее. Всегда терпела…

Вот и сейчас она как будто хочет похвастаться новым нарядом.

— Ясми! Посмотри, какую прелесть подарил мне мой Тагир! — оглядывается вокруг, будто что-то ища глазами. — А тебе… Не подарил?

— Доброе утро, Наиля, — говорю сухо, обхватывая себя руками.

При всем желании не могу принять ее радостно, у меня нет на это сил. Сохраняю напряженную вежливость и с трудом терплю ее присутствие. Она всегда так нарочито счастлива, что от этого хочется сжать зубы и зарычать. Но она всё еще ждет ответа на вопрос…

— Что подарил? Зачем?