Тай-Пэн - Роман о Гонконге

Получасом позже Фалариан Гинеппа, епископ Макао, генерал римско-католической церкви, надменно вступил в комнату, захваченную Струаном. Это был высокий патриций с римским крючковатым носом, высоким лбом и худым высохшим лицом. Груз своих пятидесяти лет он носил с юношеской легкостью. Епископ был одет в пурпурную мантию и шапочку того же цвета, с худой шеи свисало усыпанное драгоценными камнями распятие. Темные сонные глаза смотрели враждебно. Но едва их взгляд упал на Струана, как раздражение и сонливость прелата словно рукой сняло. Епископ остановился на пороге, насторожившись каждой клеточкой своего тела.

Струан встал.

– Доброе утро, ваше светлость. Извините, что я без приглашения и потревожил вас в столь ранний час.

– Добро пожаловать во имя Господа, сеньор, – мягко ответил епископ. Он указал рукой на стул. – Я думаю, небольшой завтрак? Вы разделите его со мной?

– Благодарю вас.

Епископ отрывисто сказал что-то по-португальски слуге, который поклонился и торопливо вышел. Затем он медленно приблизился к окну, держа пальцы на распятии, и долгим взглядом посмотрел на встающее солнце. Далеко внизу, в заливе, он увидел «Китайское Облако», клипер стоял на якоре в окружении множества сампанов. Какое срочное дело, размышлял он, привело ко мне Тай-Пэна «Благородного Дома»? Этого врага, которого я так хорошо знаю, но с которым никогда раньше не встречался. – Я признателен вам за такое пробуждение. Рассвет сегодня поистине великолепен.

– Да.

Оба собеседника выказывали отменную учтивость, хотя на самом деле почтения друг к другу не питали.

Для епископа Струан олицетворял расчетливых, злобных, фанатичных англичан-протестантов, которые презрели законы Божеские, которые – обрекши себя вечному проклятию – отринули Папу, как некогда иудеи отринули Христа; а этот человек к тому же был среди них одним из первых: именно он, чуть ли не в одиночку, уничтожил Макао, а вместе с Макао и безраздельное господство Святой матери-церкви среди азиатских язычников.

Для Струана же епископ воплощал в себе все то, что шотландец всегда презирал в католиках: догматичный фанатизм добровольно оскопивших себя властолюбцев, которые во имя католического Бога высасывали богатства из бедняков, каплю за кровавой каплей, и строили из этих капель гигантские соборы для прославления Божественного, каким они его себе представляли; они, подобно идолопоклонникам, посадили в Риме человека – Папу, – сделав его непогрешимым судьей всех остальных людей.

Слуги в ливреях почтительно внесли серебряные подносы, горячий шоколад, почти невесомые булочки из воздушного теста и свежее масло, а также джем из кумквота[24], которым славился монастырь францисканцев.

Епископ прочел молитву, и латынь еще больше усилила раздражение Струана, но он не сказал ни слова.

Завтрак прошел в молчании. Колокола многочисленных церквей прозвонили к заутрене, и тишину заполнил неясный, гортанный хор монашеских голосов, читавших молитву в соборе.

После шоколада был подан кофе из Португальской Бразилии – горячий, сладкий, крепкий, с изысканным ароматом и вкусом.

Епископ шевельнул рукой, слуга открыл драгоценную шкатулку для сигар и предложил ее Струану.

– Эти из Гаваны, если вам такие нравятся. После завтрака я обычно наслаждаюсь «даром» сэра Уолтера Рэли человечеству.

– Благодарю вас.

Струан выбрал сигару. Слуги поднесли им огонь и по знаку епископа удалились.

Епископ поднял глаза, наблюдая за струйкой табачного дыма.

– С какой стати Тай-Пэн «Благородного Дома» вдруг ищет моей помощи? Помощи паписта?

– Вы можете поспорить – и не проиграете, ваша светлость, – что я прибегаю к ней не с легким сердцем. Вы слышали что-нибудь о хинной корке? Иезуитской коре?

– Вот как. У вас малярия. Лихорадка Счастливой Долины, – тихо произнес епископ.

– Сожалею, но вынужден разочаровать вас. Нет, у меня нет малярии. Но ею болен человек, который мне очень дорог. Хинная корка действительно излечивает малярию?

Пальцы епископа поиграли огромным перстнем на среднем пальце, потом коснулись распятия.

– Да. Если малярия Счастливой Долины – это та же малярия, которой болеют в Южной Америке. – Его взгляд стал пронзительным. Струан почувствовал его силу, но глаз не опустил, глядя в лицо епископу с той же твердостью. – Много лет назад я был миссионером в Бразилии. Я заболел там их малярией. Но хинная корка исцелила меня.

– У вас есть хинная корка здесь? В Макао?

Последовало молчание, которое нарушалось лишь негромким постукиванием ногтей прелата по кресту; Струан сразу вспомнил китайского врача, постукивавшего пальцами по запястью Мэй-мэй. Он спросил себя, правильно ли он все рассчитал – относительно епископа.

– Я не знаю, сеньор Струан.