Тай-Пэн

– Я очень много размышлял о тебе. У меня было искушение вообще не говорить тебе ни слова. Предоставить тебе играть свою роль, ни о чем не подозревая. Но затем я еще раз все взвесил. И решил, что ты справишься с нею, даже будучи посвящен во все детали. Так это будет занятнее для нас обоих.

– Ты готов позволить мне прожить всю жизнь и умереть, ненавидя тебя? Только для того, чтобы «Благородный Дом» процветал?

– Ты сам знаешь ответ на свой вопрос.

– Ты нечестив.

– Согласен. В некоторых вещах, – кивнул Струан, пережевывая цыпленка. – Я – все то, что ты сказал, и даже больше. Я нарушаю многие Заповеди, но не все. Я знаю, что делаю, и готов отвечать за то, что я делаю. Но я единственный человек на всей земле, которому ты можешь доверять – при условии, что ты не пойдешь, сознательно не пойдешь, против нашего дома. Я Тай-Пэн. Через страдания и притворство ты станешь таким же.

– Это не стоит того лицемерия. Или зла.

– Ах, парень, гляжу я на тебя, и теплеет у меня на сердце, – сказал Струан, отбрасывая обглоданную кость. – Ты так молод. Я завидую тебе, тем годам, которые ждут тебя впереди. Не стоит, говоришь? Быть лучшим? Подчинять себе Брока и остальных самим своим присутствием? Управлять Лонгстаффом и через него Короной? Китайским императором? И через него тремястами миллионами китайцев? – Струан пригубил вино. – Стоит. Всеобщая ненависть и немного актерской игры – мизерная плата за это.

Кулум откинулся спиной на холодный камень, его разум бушевал от неумолимых слов, вопросов, безжалостных ответов. Такова ли воля Твоя, Господи, спрашивал он себя. Сильнейшие выживают за счет слабейших? Ибо Бог создал этот мир и, следовательно, этот закон тоже. Но Иисус сказал: «Кроткие унаследуют землю». Что Он имел в виду: нашу землю или Царство Божье?

Кротость не раздобыла бы столько серебра и не смогла бы его уберечь. Кротость не спасла бы «Благородный Дом» в этой истории с круглым холмом. Кротость никогда не продвинется вперед, никогда не одолеет жестоких и алчных.

Если я стану Тай-Пэном, Хартия пойдет дальше. Богатство и цель – бессмертная цель, – говорил он. Что ж, очень хорошо.

Ненависть Кулума Струана к своему отцу исчезла. И вместе с ненавистью ушла любовь. Осталось только уважение.

– Зачем ты решил подняться сюда? – спросил Кулум.

Струан понял, что потерял сына. Он был опечален как отец, но не как мужчина. Он навязал противнику поединок на своих условиях и сам выбрал для него время. Значит, свою обязанность отца он исполнил.

– Чтобы утомить тебя трудным подъемом, лишить тебя сил и иметь возможность поговорить и заставить тебя понять, – ответил он. – И показать тебе, что, хотя вид с холма прекрасен, отсюда он величествен.

Кулум в первый раз повел глазами вокруг.

– Да. Да, это так. – Затем он наклонился вперед, выбрал кусок цыпленка и начал есть.

Струан старался, чтобы его лицо не выдало боли. Улыбка еще вернется к парню, говорил он себе. Дай ему время. Заставить его взрослеть так быстро – это все равно что резать по живому.

Дай парню время.

Он испытывал большую усталость. Прислонившись к скале, он повернул бинокль к югу, отыскивая «Китайское Облако». Но клипера нигде не было видно. Он бесцельно осмотрел горизонт.

Вдруг глаза его напряглись:

– Посмотри туда, парень. Посмотри. Это «Голубое Облако».

Кулум взял бинокль и увидел корабль. Он был близнецом «Грозового Облака» – те же восемнадцать пушек, столь же быстр и прекрасен. Прекрасен даже для Кулума, который не любил ни кораблей, ни моря.

– У него на борту опиума на сто тысяч фунтов, – сказал Струан. – Что бы ты предпринял? У нас здесь три корабля, и еще шестнадцать прибудут в течение этого месяца.

– Отправим их на север? Чтобы продать груз?

– Да. – По лицу Струана пробежала тень. – Кстати, это мне напомнило. Ты не забыл Исаака Перри?

– Нет. Мне кажется, это было сто лет назад.

– Я списал его на берег, помнишь? Потому что он не вступился за Маккея и потому что он по непонятным причинам стал меня бояться. Я дал Маккею пятнадцать дней на то, чтобы разгадать эту загадку, но он так и не вернулся в Кантон. Вчера вечером я встретил его. Маккей теперь служит на берегу – помощник магистрата и констебль. – Он раскурил сигару, прикрыв спичку ладонью от ветра, протянул ее Кулуму и раскурил еще одну. – Так вот, похоже, Перри работает теперь на Купера-Тиллмана. На их судне, курсирующем между Вирджинией и Африкой. Перевозит рабов.

– Я не верю этому.