Тай-Цзи Ци-гун. Усилие без усилий

О важности правильного питания знал еще Пифагор («Человек есть то, что он ест»), который, честно говоря, тоже разработал свой собственный «оздоровительный Ци-Гун еды», советуя начинать путь к добродетельной и здоровой жизни с правильного питания. Пифагор не рекомендовал есть пищу, которая загрязняет душу, препятствует сохранению благоразумия и добродетели, мешает способности предвидеть будущее и ясности сновидений. Это прежде всего относилось к мясной пище, которая делает человека агрессивным. Вареную пищу он не советовал жарить, так как считал недопустимым смешивать свойство мягкости, присущее вареному, со свойством гнева (огня), присущим жареному. Пифагор строго предупреждал о необходимости соблюдать умеренность в еде и питье. Платон же писал по этому поводу так: «Вот человек, молящий о здоровье и доброй старости: однако огромные блюда и нафаршированные мясом кушанья препятствуют Богам выполнить его моления – Юпитер тут бессилен».

Кант не ограничился только правилами «о вкусной и здоровой пище». Он позаботился и о «правилах для работы ума во время еды». Он считал, что, обедая в одиночестве, человек не может остановить процесс мышления. Работа мозга отвлекает силы от желудка, делая еду в одиночестве не восстановлением сил, а их истощением. Поэтому обедать он рекомендовал в обществе друзей, непринужденная беседа с которыми отвлекает и возвращает бодрость.

Будучи человеком очень основательным, Кант даже разработал специальные правила застольной беседы («эстетику разговора»). Чтобы беседа была общей, количество гостей должно быть не менее числа граций и не более числа муз (то есть от трех до девяти). Следуя этому правилу, Кант имел только шесть столовых приборов.

Чтобы общество не разбивалось на мелкие группы, за столом нужно было говорить со всеми, а не только с соседом. Застольный разговор рассматривался как легкая и приятная (для каждого участника!) беседа. Поэтому тема обсуждения должна была быть интересной и доступной для всех (уважение к возможностям понимания всех собравшихся), развитие темы должно было идти от простого к сложному. Нельзя было допускать ни длительного тягостного молчания, ни резкой смены темы беседы. В случае возникновения серьезного спора его следовало вести с полным уважением к собеседнику. Закончить спор рекомендовалось шуткой, которая примиряет собеседников и вызывает смех, способствующий пищеварению.

Вообще связь между «говорением» и самочувствием была несомненной. Причем не только во время еды. Это я заметил, когда начал преподавать в университете: чтение лекций студентам меня очень утомляло. На первых порах я списывал это на напряжение, возникающее, когда человек делает новую работу, которая поначалу кажется ему трудной. Однако потом я привык и читал лекции по принципу «Снится старому профессору сон, что читает лекцию. Просыпается профессор, а он и в самом деле ее читает». Разумеется, уставать я стал меньше, но ненамного. Вначале это меня удивляло, а потом стало возмущать, потому что я никак не мог заставить себя считать «болтание языком» тяжелой работой. Подумаешь, сделал умный вид и сходил потрепался полтора часа о том, что прекрасно знаешь. Если повезло и поток попался нормальный, то еще и со студентами пообщался. Однако потом понял. Вдох – это набор энергии; выдох – ее выброс. Человек говорит на выдохе, поэтому во время «говорения» акцент на выдохе, то есть не на наборе, а на выводе энергии. Вот и получается, что при длительных разговорах энергии расходуется больше, чем набирается. Чем не причина для излишней усталости? Может, это и ахинея, но я решил выяснить, прав ли я, для чего использовал стандартный цигунский прием: читая лекцию, я время от времени сосредоточивал внимание на вдохе, представляя, что вдыхаю энергию. Смех смехом, но после лекции я был «как новенький», может, даже энергичнее, чем до ее начала.

Наверняка подобная вещь получалась и во время застольной беседы. Если разговор шел медленно и спокойно, плавно перетекая от одного собеседника к другому, то усвоение пищи (энергии) происходило более успешно.

О том, что много болтать вредно со всех точек зрения, знал еще Пифагор, который предписывал своим последователям пятилетнее молчание.

• Ходьба. В отличие от еды, гулять Кант любил один, так как необходимость разговаривать на улице приводила к тому, что в организм попадал холодный воздух, который вызывал у него ревматические боли.

• «Думание». Искусство диететики состоит в умелом чередовании механической нагрузки на желудок и ноги с нагрузкой духовной. Поэтому во время еды и ходьбы не следует интенсивно думать, так как нельзя заставлять работать одновременно желудок и голову или ноги и голову. Поэтому в это время целеустремленная мысль должна уступить место «свободной игре воображения».