Тая

Вероника снова включила фонарь. Подняла несколько обгоревших веток и, засунув их в рюкзак, стала собирать все, что еще лежало на камнях. Ей попался рулон скотча. Примотав фонарь к основанию весла, она накинула на плечи лямки.

– Вперед и с песней! – Вероника осветила берег и двинулась.

Придерживать тент и освещать дорогу оказалось крайне неудобно. Если бы она не закрепила фонарь на весле, было бы еще хуже и, потешив себя мыслью, что хоть в этом она молодец, девушка прибавила шаг.

«А вода сильно спала, – заметила Вероника, – теперь река больше напоминает большой ручей. Лишь бы Кэп успел дойти до низовья. Лишь бы он успел дать сигнал о помощи и лишь бы кто-нибудь отправился на ее поиски.

Не слишком ли много «если»? Не слишком ли моя надежда зыбка? А впрочем, какая разница? Выбора у меня нет, а сидеть и ждать – это не для меня».

Вероника чувствовала боль в спине и ногах, как будто ее долго били палкой. Казалось, что ей отбили каждую клеточку, каждый миллиметр ее усталого, измученного тела.

По истории она изучала что-то подобное, это называлось пропустить через строй. Когда сквозь строй солдат протаскивали провинившегося, и каждый молотил его палкой, куда попало и как попало. Может, попавший в автокатастрофу, чувствует себя также, а, может, нет. Ему хорошо. Потерял сознание, а врачи борются за жизнь. Тут же приходится терпеть и непонятно, что лучше – терпеть или сложить ручки крестиком и прыгнуть в реку. Кто-то говорил, что в этой воде человек может прожить только двадцать минут. Что стоит двадцать минут помучиться? Да ерунда, ведь после этого не останется ни боли, ни страха, ничего. Просто жжик и на небеса или под землю. Впрочем, сейчас, никакой разницы. Это потом будем определяться: куда, насколько? А сейчас очень хочется, чтобы все поскорей закончилось.

Ей показалось, что впереди что-то стоит. Большое и белое, но это оказался туман, который уже слегка побледнел перед рассветом.

«А что если поспать? Что если поймать окно между дождем и, завернувшись в спальник и накрывшись тентом, просто немного вздремнуть?»

Мысль показалась очень теплой. Даже перспектива греть промокший спальник не представилась Веронике ужасной.

«А в принципе, я и палатку могла бы поставить. Чего это на меня нашло? Днем бы поставила. И днем бы поспала».

Вероника посветила в реку, не плывет ли где поблизости тюк палатки, и тут же усмехнулась:

– Ты совсем, Москвичка, с башкой не дружишь.

В реке не плавало палаток, и это было вполне естественно. Зато по самой середине несло темное тело каяка. Лодка была управляемой и в ней находилась мутная фигура человека, молчаливо балансирующая меж волн.

– Блин! – Вероника присела на корточки и, ломая ногти, принялась за фонарь.

Проклятый не хотел выключаться. С трудом погасив бесполезный свет, потому что было достаточно светло, а луч все равно упирался в туман и не светил дальше пятнадцати метров, Вероника затаила дыхание. Силуэт тихо скрылся, так же как и появился, и через минуту девушка не была уверена, что что-то видела.

– Черный каякер, – определила она, – допилась. Кому-то мерещатся черти, кому-то каякеры. Что же такого? Странно, а почему люди не допиваются до ангелов?

Веронику очень озадачил такой вопрос. Она не знала почему, но ей очень хотелось понять, зачем на всех континентах люди с разным эпосом и языком в белую горячку наблюдают маленьких зелененьких чертей и никто никогда не допивается до ангелочка.

Девушка успела представить маленького розовопопого малыша, с крылышками за спиной, когда впереди послышался голос. Сердце радостно сжалось, и, позабыв о чертях и ангелах, Вероника кинулась навстречу. Она подбежала к преграждающим порослям кустарника, когда ее спина налилась свинцом, ноги вросли в землю, а руки беспомощно опустились.

– Где моо оо? Мо оо де?

Вероника поняла, что сейчас побежит, побежит так быстро, как еще никогда не бегала, потому что к ней продиралась темная фигура человека и кровожадно кричала: «Где мое весло?»

– Черный каякер, – обреченно сказала Вероника.

Она поняла, что руки плетями свисают к земле, а ноги просто не побегут. Не побегут, вот и все. Вероника набрала воздуха и, собрав в легких все, что осталось от сил, закричала. Это было как нельзя кстати, потому что темная фигура уже выросла перед ней и даже раскинула руки, чтобы схватить девушку.

– Вот твое весло! – сказала Вероника и, как смогла, ударила фигуру по голове.

Весло брякнуло, ушло на рикошет, но фигура упала. Даже не упала, а

исчезла, и откуда-то снизу голос Студента произнес:

– Мать твою, Москвичка. Ты что – сказок начиталась?

– Студент, – нервно усмехнулась Вероника. Она бы засмеялась, но сил хватило только на кислую улыбку. – Студент!

По щекам Вероники побежали теплые ручейки, плечи дрогнули, и девушка повалилась вперед. Она ползла на четвереньках, а когда оказалась над Студентом, долго целовала его холодные брови, колючие щеки и острый нос.

– Ты что, Москвичка? – сначала с возмущением, затем с жалостью спрашивал Студент. – Ты что…?

* * *