Таякан

— Этого я не знаю. В партизанах я больше имел дело не с коровами, а с обезьянами, — распылялся Дуглас. — Но я знаю другое: революция относится к частнику сейчас весьма благожелательно. Еще бы, в руках частников львиная доля сельскохозяйственного производства. Но я не о том, я вот об этом конкретно продавце. Почему он здесь? Почему не работает?

— А может быть, о ней? — Шофер многозначительно подмигнул Ричарду и кивком головы указал на девчонку лет шестнадцати. — Знакомься, ее зовут Клаудиа...

Девчонку в застиранной спортивной майке и линялых джинсах Ричард приметил еще из кузова. За недолгую дорогу (надо же такому случиться!) он ни разу не вспомнил Сильвию, и теперь в незнакомой девчонке старался ее узнать. Загорелое лицо, голубые глаза, светлые волосы, острые холмики грудей под майкой... Испанская кровь явно брала в Клаудии верх над индейской. Нет, совсем не похожа она на Сильвию. Разве только улыбкой, такой же насмешливой. Но так умеют улыбаться почти все девчонки. Ричард перевел взгляд на деревянные ящики, стоявшие перед Клаудией и, чтобы скрасить неловкое молчание, спросил:

— Рефреско, компита, со льдом? — И, услышав отрицательный ответ, выбрал пару спелых манго и поспешил к машине.

Ричард присел у колеса и почувствовал, как от земли шло влажное тепло. Эту примету, предвещающую скорый ливень, никарагуанец знает с первых самостоятельных шагов по земле. Ричард вытер ладонь о брюки и принялся очищать манго. Желтая с красными подпалинами пленка закрывала теперь только половину плода. Хранившая ночную прохладу желтая мякоть заполнила пересохший рот. Вот только косточка. Большущая, скользкая — она, дразня, мешала сделать вожделенный глоток.

Шофер помогал Клаудии перетаскивать ящики в тень и нарочито громко расхваливал Ричарда. Он явно подсмеивался над смущением подростка, но делал это так, что обидеться было невозможно.

— Клаудиа, я обещал привезти тебе жениха? Я свое слово сдержал. Смотри, какого парня в полной сохранности я доставил. Человек он городской, к тому же поет. Ох как поет! И тебе не пристало скромничать и упускать свое счастье. Ну, посмотри, разве он не счастье?!

Клаудиа смеялась, пряча лицо в ладошки. Скуластая синьора хваталась за живот. Верзила осмелел и принялся гоготать. Ричард смеялся осторожно, боясь поперхнуться манго. Косточку он положил на ладонь, и она, как маленькое солнце, светилась в руке. А большое индейское солнце кренилось к горе. К вечеру оно окрасит лицо Клаудии ровным медным цветом, и она станет похожа на девушку из племени чоротегов — сильных и свободолюбивых индейцев.

«ХОСЕ - 14 ЛЕТ. ШРАПНЕЛЬНОЕ ПОРАЖЕНИЕ...»

ЧЕРЕЗ час пути, когда прифронтовой город Хинотега остался позади, «ифа» едва вползла на каменную гряду и остановилась. В бурой котловине, защищенной со всех сторон скалами, скрывался военный госпиталь.

— Прем все время в гору — мотор перегрелся! — буркнул, вылезая из кабины, водитель. — Я — за водой, а вы, певцы, перекиньте ящики с лекарствами на край кузова...

— Видели командира? А? Таких на рынке, за каждым углом, знаешь сколько?! — Дуглас веселил себя и Ричарда. Ящик с перевязочными бинтами он брал осторожно и нес, прижимая к груди.

Помогая ему, Ричард крутил головой и видел строгие, зеленые бараки госпиталя. В открытых окнах желтые занавески.

Котловина, будто залитая прозрачным воском, замерла в звенящей тишине. По периметру госпиталь окружили два ряда колючей проволоки. Рыбацкие сети, натянутые над крышами, были утыканы листьями пальм и пучками высохшей травы. У ворот, в бамбуковой роще чернел отрытый окоп. В расщелинах скал Ричард разглядел посты боевого охранения. Перехватив тревожный взгляд подростка, милисиано грустно покачал головой:

— «Только мертвый сандинист — хороший», — этому учат своих «борцов за свободу» главари контрас. Прорвись они к госпиталю — раненых не пощадят. Маскировка в этих местах — не лишнее дело. Впрочем, как и бдительность...

Из сплющенного, полиэтиленового ведерка шофер лил воду в радиатор. Мотор фыркал и шипел.

— Пей, браток, пей! — нашептывал шофер. — Нам еще колотить и колотить эти дороги.

Призывая к вниманию, Дуглас неожиданно вскинул руку:

— Раненых из боя везут! — Он указал на самолет, приближающийся со стороны солнца. — Эй, водила, давай к нему...

Одномоторный самолет, похожий на стрекозу, не сделал обычного круга, а заходил на посадку по низкой дуге, едва не зацепив верхушки скал. Он осторожно коснулся земли и, пробежав совсем немного, замер у крайнего барака. С этого момента госпитальный городок преобразился. Еще работал двигатель, еще летели над посадочной полосой пыль и песок, а к самолету из широко распахнутых дверей бараков устремились солдаты с носилками. Рядом бежали парни в белых халатах.

Раненых привезли!

Включился и заработал на полную мощь госпитальный механизм «зоны войны». Вспыхнули холодные лампы операционных, замелькали санитарные сумки, кофры, капельницы.