Таякан

Пальма была знаменита еще и тем, что на нее, самую высокую на всей улице, Ричард взбирался без всяких приспособлений или хитроумных скоб. Сборщики кокосов надевают их на ноги и называют «когти». Так вот, у Ричарда никаких железных «когтей» не было. Обхватывая ствол пальмы руками и ногами, он влезал на самую вершину и победно сбрасывал мальчишкам вниз кокосовые орехи. При этом каждый орех был именным. «Этот, — кричал Ричард почти из-под облака, — Сесару!.. Этот орех, — горланил он, раскачивая ветку, — тебе, Хуан!» Самый крупный доставался, как правило, Сильвии. Мальчишек это страшно возмущало. Они называли Ричарда предателем. Сесар «по-научному» объяснял ему, что мужское достоинство заключается совсем не в этом. Потом мальчишки переходили на всякие шуточки о популярности ранних браков. Однако грозное молчание Ричарда, его стойкость и непоколебимость они оценили. Шуточки и издевки прекратились, а самый крупный орех, как и прежде, падал к ногам Сильвии.

Последний раз Ричард взбирался на пальму совсем недавно. Если бы не Сильвия, ни за что бы не полез. От земли, на высоту пяти метров пальма непомерно раздалась — обхватить ее руками и ногами было просто невозможно. До вершины Ричард дополз на единой свирепости. Пот заливал глаза так, что они не открывались. От напряжения все тело дрожало. Он не помнил, как дотянулся до грозди орехов. Где-то далеко, словно из колодца, раздались радостные голоса. «Тормозя» животом по коре (силы и цепкости в руках уже не было), Ричард съехал вниз и быстро запахнул рубашку. Ощущение было таким, словно его не один час возили животом по асфальту, на который предварительно насыпали крупную соль с атлантического побережья. Мелкие шрамы и сейчас еще покрывали загорелый живот рваной розовой сеткой.

«ВОЗЬМУТ МЕНЯ!»

УДИВИТЕЛЬНО, в такой ответственный день память выносила на поверхность события пустяковые, казалось бы, совсем не связанные с тем трудным, что ему предстояло. Ричард еще раз поправил ремень на плече и решительно двинулся на угол улочки. Здесь, сколько он помнил себя, располагались торговцы рефреско. На деревянных ящиках, поставленных друг на друга, торговцы раскладывали свой нехитрый скарб — бидоны и ведра. Вот уж кто был всегда рад жаре! Логика у торговцев фреско очень простая: чем сильнее печет солнце, тем больше фруктовой воды купят прохожие. А значит, хорошая выручка осядет в кармане. Рефреско они делают со скоростью молнии. В большие пластиковые бидоны или кастрюли выжимают, допустим, сок двух десятков манго. Желтую жижицу заливают водой, взбалтывают и добавляют кусочки льда — и все. Подходи, покупай самый лучший в мире рефреско!

Ричард достал из кармана новенькую, с портретом легендарного Сандино, купюру и неожиданно для торговцев протянул ее мальчишке. Рефреско в его бидоне был не желтым, а зеленым, не из манго, а из мамона. Эти крепкие, покрытые зеленой корочкой плоды в городе не растут. Их привозят с гор. Увидишь такое дерево — считай, повезло. Кислый рефреско хорошо утоляет жажду, мякоть плода — голод. «Горный» напиток Ричард выбрал потому, что путь его лежал в ламонтенья — в горы, поросшие лесом. Долгий, опасный путь с неизвестным концом. Только о плохом, трагическом в такое утро думать не хотелось. Кислый напиток заполнил рот, льдинки скользнули по горлу. Мальчишка-торговец, на вид ровесник Ричарда, нетерпеливо ожидал оценки своего труда. Военная форма, наличие оружия позволяли Ричарду давать такую оценку и говорить свысока.

— Хорош рефреско. — Ричард хлопнул мальчишку по плечу. Рубашка на торговце выгорела, полиняла, истерлась, и некогда клетчатый рисунок превратился в сизые разводы. На ногах — рваные кроссовки, которые мальчишка, стесняясь, прятал под ящик.

— Наливай, эрмано, еще и лед не забывай. — Ричард снял с ремня капроновую фляжку. — Сюда наливай, полную!

Рассчитался Ричард под одобрительные кивки мальчишки и его соседок-торговок щедро. Мама, без сомнения, не одобрила бы подобной расточительности. Но как ей плачущей, провожающей старшего сына на войну, сующей в карманы Ричарду сладости, объяснить, что в горах, в сельве кордобы[3] не нужны. Да и что особенного купишь на эти десятки тысяч, если жизнь дорожает по часам. Ричард давно понял, что у красивого, стелющегося слова «инфляция», если его представить человеком, лицо убийцы, который старается задушить свою жертву медленно и тихо...

Сейчас по дороге в школу Ричард вспомнил, как несколько месяцев назад на политчас к ним в класс пришел из университета раненый боец. Рассказал о боях, в которых участвовал, о том, что учится на экономиста.