Таякан

...Но все это будет потом. После страшного ночного перехода и силуэтов контрас, скачущих в прорези прицела, после потерь и жестоких уроков «черной сельвы»... Все, кроме самой дороги, вступив на которую Ричард, конечно же, не задумывался над тем, что она неповторима, впрочем, как неповторим он сам... Уникальным, особенным, что и говорить, Ричард себя не считал. Правда, виртуозная игра на гитаре, красивый голос выгодно отличали его в среде подростков. Девчонки его выделяли. Но о них Ричард думал редко. Другое дело — Сильвия... Вот и сейчас, приближаясь ранним утром к высокому забору школы, он испытывал удивительное чувство тревоги и радости.

Сильвия, Сесар... быть может, весь класс будет провожать его в «зону войны». Но если даже никто не придет, главное, чтобы была Сильвия...

«Зоной войны» в оперативных сводках радио называют деревни и дороги, за которые идут бои. В деревнях и поселках люди селятся. И живут до тех пор, пока к дому ведет дорога.

Дорога — самое великое открытие людей.

«У ТЕБЯ ЕСТЬ ПУЛЯ?»

У ВОРОТ школы Ричард остановился и еще раз придирчиво осмотрел себя. Куртка и брюки — «верде оливе» — зеленые в оливковых разводах. На поляне, в сельве, у реки, в трудном переходе по горной тропе они сделают бойца незаметным, помогут слиться с листвой, землей, камнями. Униформа такого цвета стала одним из славных символов партизанской борьбы против сомосовцев.

Ричард поправил на голове военную кепи с длинным козырьком. Сбивая взволнованное дыхание, глубоко втянул воздух и не выпускал его, пока не досчитал до двадцати. Как ни соблазнительно было войти в школу через ворота, он не изменил традиции. Еще во время первой разведки виллы они с Сесаром обнаружили в заборе небольшую дыру. Через нее и пролез во двор школы Ричард. Ребята из его пуньо — кулачка ждали в зимнем саду. Сесар помог освободиться от рюкзака. Он поставил его на стул и по-хозяйски, молча, принялся расшнуровывать верхний клапан.

— Сесар, у меня там нет ничего лишнего, — ввернул удивленный Ричард. — А это зачем? Что ты пихнул мне в рюкзак?

Только вновь зашнуровав клапан, Сесар распрямил спину и теперь смотрел на товарища, озорно поблескивая черными, как спелые оливки, глазами.

— Кирпичи тебе сунул. Чтобы от контрас было легче отбиваться. Теперь, когда ты улыбаешься, скажу — это тебе от всего нашего пионерского пуньо — три банки тушенки.

Ричард от волнения кашлянул и ничего не сказал. Кивнул в знак благодарности головой и быстро отвел глаза.

— А это от меня! — скандалист Хосе сунул в нагрудный карман Ричарда пухлую записную книжку и маленькую шариковую ручку. — Для писем, — пояснил Хосе, — и для песен. Запишешь новые песни, вернешься — всем пуньо будем петь.

Еще вчера, когда в суете последнего школьного дня удавалось переброситься с Сильвией несколькими словами, для окружающих ничего не значащими, Ричард старался занять такое положение, чтобы, как это сказать, глаза смотрели прямо в глаза. Если Сильвия выходила из класса, Ричард прыгал на камень, лежащий у двери. На лестнице он обязательно становился на ступеньку выше той, на которой стояла Сильвия. В этом случае они были одного роста и глаза действительно смотрели в глаза.

Сейчас его не смущал ни собственный маленький рост, ни коротко стриженная голова. Карабин Ричард не снимал. Ствол с большой мушкой торчал из-за плеча вровень с ухом. Сильвия, казалось, равнодушно наблюдала возню мальчишек вокруг Ричарда. За собой она оставила последнее слово. В минуту неловкого воцарившегося вдруг молчания Сильвия достала что-то из кармана и сжала кулак. Стояла Сильвия совсем рядом, так рядом, что Ричард, вздрогнувшими ноздрями уловил тонкий, сладковатый запах цветка малинчи, вплетенного в волосы девочки.

Крона у малинчи — пунцовая. Кора — на стволе — черная. Красное и черное — цвета сандинистского знамени. Пунцовая крона, черная кора...

— Расстегни верхнюю пуговицу, — скомандовала Сильвия.

Ричард так торопился исполнить этот приказ, что готов был выдрать пуговицу с корнем. На шею юного милисиано легло мягкое кольцо шелковой нити. Кольцо, опущенное Сильвией, преобразилось в треугольник, острый угол которого заканчивался пулей.

— Ты? Мне? — От неожиданности Ричард растерялся. Он смущенно косился на друзей, не зная, как вести себя дальше.

— Мама заговорила! — Сильвия старательно застегнула пуговицу. — Я попросила, и вот...

Кто в Никарагуа не знает этого заклинания военного времени! Его придумали никарагуанские матери, провожающие на фронт сыновей... «Пуля на шее сына — пусть святая дева Мария, пусть Создатель видит, что у сына уже есть пуля. Не посылайте в него еще одну, раскаленную, безжалостную...»

Слова, торжественные, громкие, которые Ричард приготовил для ребят своего пуньо, куда-то исчезли, растворились. Ричард вглядывался в лица друзей и почувствовал, что бывают ситуации, когда слова не представляют никакой ценности.

— Сесар, — попросил он, — если хочешь, принеси мою гитару. А мы пойдем к доске.