Таящийся у порога

Я разжал руку, и парень бросился наутек, явно считая, что я вновь брошусь за ним в погоню. Но, заметив, что я остался на месте, он остановился и быстро пошел назад, не издавая ни звука. Подойдя ко мне, он схватил меня за рукав и горячо зашептал:

— Вы не такой, как они, нет, не такой. Вы лучше уезжайте отсюда, пока чего не вышло.

После этого он повернулся и вновь побежал прочь, в сторону темного леса. Лягушки за моей спиной уже заходились от крика; к счастью, окно моей спальни выходило на противоположную сторону; впрочем, даже оттуда лягушачий хор наверняка будет слышен. Однако вместе с воплями лягушек в голове звучали слова Лема Уэйтли, от которых душа наполнялась иррациональным ужасом, какой испытывает любой человек, встретившись с пугающе непонятным явлением и испытывая сильное желание просто сбежать. Через несколько минут мне все же удалось справиться со своим страхом и подавить в себе стремление бежать из усадьбы вслед за Лемом. Я повернулся и пошел к дому, по дороге думая о жителях Данвича — ибо, судя по этому пареньку, ключ к разгадке следует искать среди этих людей; и если мне удастся заполучить машину Эмброуза, я расширю зону поиска.

Эмброуз стоял там, где я его оставил; казалось, он даже не заметил моего отсутствия. Не сказав ему ни слова, я направился к дому; вскоре кузен меня догнал.

— Ты не находишь, что лягушки в этом году начали петь слишком рано? — спросил я.

— Не здесь, — коротко бросил он, словно давая понять, что разговор окончен.

Я замолчал, ибо видел, как прямо на моих глазах меняется поведение кузена, становясь все более враждебным. Если бы я настаивал на продолжении разговора, то вызвал бы его раздражение, в результате чего кузен мог бы вообще указать мне на дверь, а мне этого не хотелось — хотя я с радостью покинул бы это зловещее место, долг обязывал меня довести задуманное до конца.

Вечер прошел в напряженном молчании; при первой же возможности я ушел в свою комнату. Интуиция подсказывала, что не стоит пока ходить в кабинет; поэтому, взяв вчерашнюю газету, купленную в Аркхеме, я устроился поудобнее и принялся читать. Как выяснилось, я принял не лучшее решение, поскольку на первой же странице, где печатались отклики читателей на редакторскую статью, я увидел письмо некоего господина, пожелавшего остаться неизвестным, который рассказывал об одной пожилой даме из Данвича, несколько раз за ночь просыпавшейся от криков со стороны фермы Джейсона Осборна. Как известно, Осборн был одним из пропавших; его тело было найдено зимой. Фермер исчез незадолго до моего приезда к Эмброузу; вскрытие показало, что тело подвергалось сильному перепаду температур, но не это было самым странным; выяснилось, что человек погиб в результате рваных ран на теле, словно кто-то терзал его плоть. Автор письма, выражавшийся не слишком литературно, уверял, что даму «никто не стал слушать», потому что «никто ей не поверил», и продолжал описывать, как она подошла к окну и стала всматриваться в ночную тьму, чтобы выяснить, что происходит у соседа, а потом решила, что крики доносятся «откуда-то со стороны, а может, вообще с неба».

Потрясающий рассказ, и вот почему. Во-первых, как сообщалось ранее, тело Осборна, равно как тела других погибших, носило следы ударов, словно «было сброшено с высоты»; во-вторых, опять Данвич; и наконец, мы получаем косвенное подтверждение единой структуры всей головоломки — от «инструкций» Элайджи Биллингтона и упоминаний некоей «твари, спустившейся с небес» до недавних событий в нашей усадьбе. Помимо того что это письмо давало мне возможность увидеть свет в конце туннеля, состоявшего из одних загадок, я внезапно почувствовал и другое — приближение угрозы, словно дом наблюдал за мной, выжидая удобного момента, чтобы нанести удар. Более того, все это некоторым образом повлияло на мое сознание: я больше не мог спать и просто лежал на кровати, слушая, как поют лягушки, как беспокойно ворочается во сне кузен, и еще что-то, какой-то глухой стук… что это? Словно где-то под землей, громко топая, бродит гигантское существо, и звук его шагов эхом отдается в небесах.

Лягушки заходились всю ночь; шум начал затихать только к утру, и даже тогда некоторые из них еще продолжали призывно квакать. Когда же я встал и оделся, то чувствовал себя усталым; и все же я ни на йоту не желал отступать от намеченного плана — съездить в Данвич.

Итак, сразу после завтрака я попросил кузена одолжить мне свою машину, уверяя, что мне совершенно необходимо съездить в Аркхем. Он с готовностью согласился; мне показалось, что он искренне обрадовался и даже стал почти любезен. Кузен не стал возражать и тогда, когда я поспешил добавить, что, возможно, задержусь на целый день. Эмброуз самолично проводил меня до машины, сказав, что я могу оставаться в Аркхеме столько, сколько пожелаю, и что его машина в моем полном распоряжении.