Таящийся у порога

Наконец я отправился в свою комнату. Спать не хотелось; честно говоря, маленькое приключение с Эмброузом окончательно разогнало мой сон. Дверь своей комнаты я оставил приоткрытой, чтобы видеть дверь спальни Эмброуза. Он, однако, больше не вставал, а принялся что-то бормотать во сне; я прислушался. Бессмысленные, отрывочные фразы. Тогда я решил их записывать; ярко светила луна, и зажигать лампу я не стал. Большую часть услышанного мною составляло несвязное бормотание; однако затем вместо отдельных слов Эмброуз начал произносить целые предложения – я называю их именно предложениями, несмотря на то что кузен произносил их невнятно, запинаясь, каким-то неестественным голосом. Я насчитал семь таких предложений, с интервалом в пять минут; в течение этих пяти минут кузен метался в кровати, что-то бормотал и все время порывался встать. Я едва успевал записывать, решив, что разбирать свои записи буду позднее. В конечном итоге у меня получилось следующее:

«Для того чтобы вызвать Йогг-Сотота, дождись, когда солнце встанет в пятом доме, а Сатурн в триаде; затем начерти пентаграмму огня и трижды произнеси девятый стих; помни, что в день шабаша ведьм и в Хеллоуин Тварь рождает себе подобных за Пределом Врат, кои сторожит Йогг-Сотот».

«Он обладает знанием; он знает, где появились Древние, пройдя сквозь тысячелетия; он знает, где они появятся снова».

«Прошлое, настоящее, будущее – все едино и находится в нем».

«Обвиняемый Биллингтон заявил, что не производил никакого шума, чем вызвал смех и шиканье в зале, которых, к счастью для него, он не расслышал».

«Ах, ах! Этот запах! Запах! Ай! Ай! Ньярлатхотеп».

«Не то мертво, что вечность охраняет; смерть вместе с вечностью порою умирает».

«В своем доме в Р’льехе – в своем великом доме в Р’льехе – лежит он, не мертв, но спит…»

Вся эта галиматья завершилась глубоким молчанием, после которого вскоре послышалось ровное дыхание кузена, погрузившегося в спокойный сон.

Таким образом, первые часы моего пребывания в доме Биллингтона были наполнены самыми противоречивыми впечатлениями. Но это было только начало. Не успел я убрать свои записи и забраться в постель, чтобы наконец-то уснуть, оставив приоткрытыми двери своей спальни и Эмброуза, как едва не подскочил от стука внезапно распахнувшейся двери; передо мной в темноте маячила фигура Эмброуза, который стоял, протянув ко мне руку, словно собирался меня будить.

– Эмброуз! – вскрикнул я. – Что случилось?

Его била крупная дрожь.

– Ты слышишь? – дрожащим голосом спросил он.

– Что?

– Слушай!

Я прислушался.

– Что ты слышишь?

– Просто ветер шумит в ветвях.

Он горько рассмеялся.

– «Ветер лепечет Их голосами, Земля нашептывает Их мысли». Какой там ветер! Разве ты не слышишь?

– Я слышу только шум ветра, – твердо повторил я. – Тебе приснился плохой сон, Эмброуз?

– Нет, нет! – хрипло крикнул он. – Сегодня – нет, это началось и тут же закончилось; что-то меня остановило, и я очень этому рад.

Я, разумеется, знал, что его остановило, но промолчал. Эмброуз сел на постель и дружески взял меня за плечо.

– Стивен, я очень рад, что ты приехал. Только прошу тебя, если я начну говорить что-то странное или даже обидное, умоляю, не обращай на меня внимания. Мне иногда кажется, что я не в себе.

– Ты просто переутомился.

– Возможно.

Он поднял голову; при свете луны было хорошо видно его лицо – усталое, изможденное; Эмброуз опять к чему-то прислушивался.

– Нет, – сказал он, – нет. Это не ветер шумит в ветвях, и даже не звезды перекликаются, это где-то гораздо дальше – за Пределом, Стивен. Неужели ты не слышишь?

– Я ничего не слышу, – мягко сказал я, – а ты, если поспишь, тоже перестанешь слышать.

– Дело не в сне, – прошептал он, словно боялся, что нас подслушивают. – Спать еще хуже.

Я вылез из постели, подошел к окну и распахнул его настежь.

– Иди сюда, послушай, – сказал я.

Эмброуз подошел ко мне и прислонился к подоконнику.

– Ветер качает деревья, больше ничего.

Он вздохнул:

– Я все расскажу тебе завтра – если смогу.

– Расскажешь, когда сочтешь нужным. Однако почему не сейчас, если тебе этого хочется?

– Сейчас? – переспросил Эмброуз, испуганно оглядываясь. – Сейчас? – хрипло повторил он.

И вдруг торопливо заговорил:

– Чем занимался Элайджа в башне? Как он уговаривал камни? Как взывал к холмам или небесам? Я этого не знаю. И кто может таиться у какого-то порога?

Он замолчал, а затем, взглянув мне в глаза, покачал головой и тихо сказал:

– И ты не знаешь. Этого никто не знает. И все же здесь что-то происходит; поверишь ли, мне иногда кажется, что все это вызвал я, правда не знаю как.

С этими словами он повернулся и, пробормотав: «Спокойной ночи, Стивен», вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.