Таящийся у порога

– Это наш прадедушка Зебулон Уэйтли. Он хочет поговорить с вами, – сказал мальчишка подошедшему Эбнеру.

«Боже мой, так, значит, это Зебулон. Как же он постарел», – подумал Эбнер, разглядывая старика. Зебулон приходился родным братом покойному Лютеру и сейчас оставался единственным уцелевшим представителем старшего поколения Уэйтли.

– Прошу вас, сэр, – почтительно сказал Эбнер, подавая руку старику.

– Это ты, Эбнер, – произнес тот слабым, дрожащим голосом и, вцепившись в руку молодого Уэйтли, неуверенно заковылял к дому.

Мальчик поддерживал его с другой стороны. Дойдя до крыльца, старик глянул на Эбнера из-под кустистых седых бровей и тряхнул головой:

– Я бы не прочь присесть.

– Принеси стул с кухни, мальчик, – приказал Эбнер.

Мальчишка бегом поднялся на крыльцо и исчез в доме. Вскоре он показался обратно, неся стул. Старик осторожно уселся на него и некоторое время молчал, тяжело дыша, – даже несколько шагов от повозки до крыльца дались ему с трудом. Затем он поднял глаза на Эбнера и внимательно осмотрел его с ног до головы, задержав взгляд на костюме своего внучатого племянника, так непохожем на его домотканую одежду.

– Зачем ты приехал сюда, Эбнер? – спросил он наконец, и Эбнер поразился его голосу. Он был ясен и тверд – от недавней дрожи в нем не осталось и следа.

Коротко и четко Эбнер объяснил причину своего приезда.

– Эхе-хе, – покачал головой Зебулон, выслушав его. – Стало быть, ты знаешь не больше других и даже поменьше некоторых. Одному Богу ведомо, что было в мыслях у Лютера. А сейчас он умер и переложил все это на тебя… Эбнер, я каждый день молю Всевышнего, чтобы он поведал мне, зачем Лютер отгородился от всего Данвича в этом доме и запер Сари, когда она вернулась из Инсмута, но Всевышний не дает мне ответа, и уж видно, не даст его никогда. Но я скажу тебе, Эбнер, – за этим кроется что-то ужасное, да, ужасное… И не осталось никого, кто бы решился винить в том Лютера или бедняжку Сари… Ох, Эбнер, будь осторожен – тут дело нечисто.

– Я намереваюсь только исполнить волю деда, – сказал Эбнер.

Старик кивнул, но глаза его выражали тревогу за племянника.

– Как вы узнали, что я здесь, дядя Зебулон? – спросил Эбнер.

– Мне сказали, что ты приедешь. Слушай меня, Эбнер, слушай внимательно. Считай, что это мой долг – сказать тебе… Ты ведь тоже Уэйтли – так знай, что наш род проклят Богом. Все Уэйтли сейчас в аду, рядом с дьяволом, а иные из них знались с нечистым еще прежде, когда жили на земле. Они могли вызывать с небес ужасных тварей, и те слетались на их зов, да так, что воздух свистел, как во время урагана. А еще они общались не то с людьми, не то с рыбами: нет, эти твари были ни то ни другое, но жили они в воде и могли плавать очень далеко – аж в открытое море. А то еще были там другие твари – те вырастали до жутких размеров и своим богомерзким обликом приводили в дрожь всех, кто их видел… Охо-хо, а что случилось тогда на Часовом холме! Это я про Уилбера, сына Лавинии; а потом еще та жуть у Часового камня с другим ее отродьем… Боже, меня дрожь пробирает, едва только вспомню об этом…

– Будет вам, дедушка, изводить себя понапрасну, – сказал мальчик с неожиданной строгостью в голосе.

– Не буду, не буду, – ответил старик дрожащим голосом. – Это все уже забыто, только я о том и помню, да еще те люди, что сняли с дороги знаки – ну, знаки, что указывали, как проехать к Данвичу. Они сняли их и сказали, что это слишком жуткое место и его надо забыть…

Сокрушенно покачав головой, Зебулон умолк.

– Дядя Зебулон, – сказал Эбнер, – я ни разу не видел тетю Сари.

– Конечно, мой мальчик, – она ведь сидела взаперти. Твой дед закрыл ее в той комнате еще до того, как ты родился, сдается мне.

– Зачем?

– Одному Лютеру это ведомо – да Всевышнему. Но Лютера больше нет с нами, а Всевышний, похоже, давным-давно и думать позабыл о Данвиче.

– А что делала Сари в Инсмуте?

– Навещала родню.

– Тоже Уэйтли?

– Да нет, не Уэйтли. Маршей. Главным в том семействе был старый Абед Марш, что приходился двоюродным братом нашему отцу. У него еще была жена – он нашел ее во время плавания, где-то на острове Понапе, ежели ты слыхал о таком.

– Слышал, – кивнул Эбнер.

– Вот оно как? – удивился Зебулон. – Надо же, а я так вот слыхом о нем не слыхивал до тех пор, пока с Сари не приключилась вся эта история. Она ведь ездила к Маршам – то ли к сыну Абеда, то ли к его внуку, точно не знаю. А вот когда она вернулась оттуда, так ее будто подменили. Она ведь была такая ласковая да милая, просто загляденье. А тут она стала вдруг беспокойной. Дичилась, грубила отцу. И он запер ее в комнате над мельницей, где она так и просидела до самой своей смерти.

– Когда же он ее запер?