Что это за «дверь», о которой говорит прапрапрадедушка? Да и вся инструкция — сплошная загадка. «Не открывать дверь, которая ведет в странное место и время, не призывать того, кто таится у порога, не взывать к холмам». Ну что же это такое? Почему Элайджа обращается к своим потомкам, употребляя настоящее время? Может быть, тем самым предок давал понять, что им следует думать только о своем времени и не пытаться проникать в тайны столетней давности? Вполне возможно, но если это так, то Элайджа, должно быть, «странным местом» называл что-то совсем другое. А как зловеще звучит — «тот, кто таится у порога»; ничего не скажешь, действительно мрачно, даже угрожающе; Дьюарту даже показалось, что сейчас раздастся оглушительный звон и удар грома. Что это за порог? И кто такой у него таится? И что, ради бога, хотел сказать Элайджа, когда умолял «не взывать к холмам»? Дьюарт представил себе, как он или кто-то другой стоит посреди леса и взывает к холмам. Нелепость какая-то, абсурд. Нужно будет спросить Стивена и об этом.
Дьюарт прочел третью инструкцию. Нарушать покой лягушек, светлячков и козодоев у него не было ни малейшего желания, так что можно считать, что эту инструкцию он выполнил. Но — «не ломать замки и не тревожить стражу» — боже милостивый! Что может быть более… Какие замки? Какая стража? Нет, прапрапрадедушка решительно обожал загадки. Может быть, этого он и добивался — заставить потомков поломать голову? Но если это так, что теперь делать, как их разгадывать? Нарушать инструкции, а потом смотреть, что будет? Глупо и неэффективно.
Дьюарт раздраженно отбросил документ. Сплошное расстройство; куда ни поверни, везде одни неразрешимые загадки и непреодолимые препятствия. Из той информации, что он собрал, делать выводы невозможно, кроме, разве что, одного — Элайджа занимался чем-то таким, что было очень благосклонно принято индейцами. В глубине души Дьюарт считал, что это контрабанда, — скорее всего, по Мискатонику в башню свозили какие-нибудь товары.
Всю оставшуюся часть дня Дьюарт посвятил делам, связанным с оформлением доставленного груза. Нужно было заполнить массу документов, оплатить массу счетов и все тщательно проверить. Просматривая список, написанный матушкиной рукой, куда входила опись и ее вещей и куда он, честно говоря, прежде ни разу не заглядывал, Дьюарт наткнулся на пакет с надписью «П-ма Бишопа к Э. Ф. Б.». Имя «Бишоп» мгновенно вызвало в памяти старую женщину, с которой он беседовал в Данвиче. На пакете чьей-то нетвердой рукой было выведено: «П-ма Биш.»; почерк был Дьюарту незнаком; написано было неразборчиво, корявыми буквами.
Он развернул пакет — внутри лежали четыре письма, написанные, судя по стилю, много десятилетий назад. Марок на них не было, но стояли штемпели об оплате почтовых расходов; на всех сохранилась сломанная сургучная печать. Та же рука, что надписывала пакет, пронумеровала и письма. Дьюарт осторожно развернул первое. Оно было написано на толстой бумаге, очень мелким почерком — к такому трудно привыкнуть. Дьюарт поискал глазами год — он не был указан. Дьюарт откинулся в кресле и начал читать.