Таящийся ужас

Хмурое, тоскливое утро. Выл ветер, монотонная жалоба моря, казалось, понимает все печали, что таятся в глубинах человеческого сердца. Рыбак стоял на скале и смотрел, как крошечное суденышко плывет, словно змея скользя между скалами; наконец волны вынесли лодку в открытое море, то накрывая, то подкидывая как перышко. Ветер надул ее парус, легкая лодка закачалась и стала крениться, затем выровнялась и понеслась вперед. Все меньше и меньше становилась она, пока не превратилась в мелькающую точку. Скоро снежные вихри скрыли ее от глаз рыбака.

Турлох частично сознавал безумие своего замысла, но он был приучен презирать трудности и опасность. Холод, ледяные порывы ветра, мокрый снег - другой не выдержал бы, но его все это лишь заставило удвоить усилия. Он был живуч и увертлив, словно волк. Даже среди людей, чья стойкость приводила в изумление лучших норманнских воинов, Турлох выделялся особой крепостью. Когда он родился, его сразу же опустили в сугроб, чтобы проверить, достаточно ли он здоров: так он получил право на жизнь. Его детство и юность прошли в горах, на побережье и в угрюмых болотах Запада. До наступления зрелости он ни разу не покрывал тела шерстяной тканью, волчья шкура служила одеждой сыну главы далкассийцев. Прежде, до того как клан изгнал его, он мог целый день бежать наперегонки с лошадью и утомить ее; он не знал равных в плавании. Теперь, когда козни завистливых родичей заставили его скитаться подобно волку, он обладал звериной силой и упорством, непостижимым для человека, выросшего в условиях цивилизации.

Перестал идти снег, небо прояснилось, ветер дул в прежнем направлении. Турлох держался линии берега, избегая рифов, о которые лодка то и дело грозила разбиться. Не зная усталости, он работал веслом, румпелем, направлял парус. И он сумел выстоять там, где не продержался бы ни один из сотни умелых мореплавателей. Он не нуждался в отдыхе; не прерывая работы, он питался скудной пищей, которой его снабдил рыбак. К тому времени, когда на горизонте показался мыс Малина, погода резко переменилась к лучшему. Море было еще неспокойным, но вместо шквального ветра дул свежий бриз, подгонявший лодку вперед. Дни и ночи сливались в бесконечную серую полосу, Турлох плыл на юг. Только однажды он пристал к берегу, чтобы пополнить запас воды, и проспал несколько часов.

Работая веслом, он вспомнил о том, что сказал ему на прощание рыбак: "Как же ты рискуешь жизнью ради тех, кто назначил награду за твою голову?"

Турлох пожал плечами. Разве есть сила, способная разорвать узы кровного родства? То, что люди клана вышвырнули его вон, чтобы он испустил дух, словно загнанный волк среди болот, не меняло главного - они были родичи. А Мойра, маленькая Мойра, дочь Муртага и Кил-бах, была тут ни при чем. Он хорошо помнил ее, - они вместе играли, когда он был мальчишкой, а она - совсем еще маленькой, - помнил серые бездонные глаза, сверкающие волны черных волос, матовую белизну кожи. Еще ребенком она была необыкновенно красивой, да она и сейчас ребенок, ведь он, Турлох, еще молод, а она намного моложе его. И теперь ее увозят на север, чтобы против воли выдать замуж за разбойника-норманна. Торфел Красивый, Торфел Прекрасный - Турлох проклял его, помянув богов тех времен, когда его племя еще не знало креста. Перед глазами расплылся красный туман ярости, так что морские волны на мгновение стали кроваво-красными. Девушка ирландка, покорно ждущая своей участи в доме норманнского пирата, - Турлох яростным рывком повернул руль, направив лодку в открытое море.

Путь, который он избрал, - долгий путь от мыса Малина до Хельни, - пролегал по вздымающимся волнам открытого моря. Он должен был добраться до небольшого острова, лежащего среди других таких островков между Мулломи Гебридами. Современный моряк, вооруженный компасом и лоцией, с трудом нашел бы его. У Турлоха не было ни того, ни другого - он вел свое суденышко, доверившись памяти и инстинкту. Он знал эти воды, как свой дом: по ним он плыл, отправляясь в набег, или для того, чтобы отомстить за разоренные селения родичей, а однажды, плененный датчанами-викингами, - привязанный к мачте их корабля. К тому же за тем, кого он преследовал, тянулся след, кровавый след. Доносящийся с берегов дым горящих селений, обломки досок, обгоревшие бревна, плывущие по воде, - все это было делом рук Торфела и его дружины. Турлох прорычал что-то в порыве свирепой радости: несмотря на потерянное время, он догонял викинга. Торфеп на своем пути домой разорял и сжигал прибрежные селения, и этот след, словно стрелка, указывал дуть его преследователю.