Таящийся ужас 2

Было в этой истории нечто, ускользавшее от него. Странный хозяин дома, приютивший его, примерно одного с ним роста. Могло быть так, что он тоже… — и именно поэтому он прятал свое лицо?

В тот самый момент, когда он задал себе этот вопрос, до него донесся звук поворачиваемого в замочной скважине ключа.

К нему направлялся хозяин дома, отбрасывая в мерцающем свете свечи причудливую, страшную тень на белые стены.

Он сел лицом к нему по другую сторону от камина.

С отвратительной небрежностью, словно женщина, убирающая с лица вуаль, человек приподнял руки, чтобы снять скрывавший лицо саван. Мортимер знал, чье это будет лицо. Не знал лишь, живое или мертвое.

Оставался только один выход. Когда он бросился вперед и вцепился руками в горло своего мучителя, его собственное горло оказалось в таких же жестких тисках. Крик, вырвавшийся из их глоток, был неразличим, а когда стих последний сдавленный хрип, в комнате воцарилась такая тишина, что можно было расслышать тиканье дедушкиных часов внизу в холле и глубокое, затяжное «а-а-ах…» прибоя на далеком берегу, как и тридцать восемь лет назад.

И все же Мортимеру удалось бежать. Возможно даже, он успел на тот полуночный экспресс.

Это была старая, потрепанная книжка в красном клеенчатом переплете…

Рене Моррис УЛЫБКА МЭНСОНА

Ночь раскинула над миром свое черное бархатное покрывало. Тысячи звезд, словно россыпь драгоценных камней, засверкали над притихшей землей. Маленькое облако на мгновение закрыло лик луны, но быстро отдернуло свою завесу, отчего по сонным полям пробежали жутковатые тени, а пересекавшие их тропинки и заросли живой изгороди снова обрели привычное дремотное спокойствие. Это была самая обычная ночь, ночь, за которой последует утро, как естественное продолжение жизни. И все же существовал человек, для которого именно эта ночь должна была стать последней. Так распорядилась судьба, которая, подобно игроку, охваченному азартом прежних удач, продолжала делать все новые и новые выигрышные ставки. Сколь фатален бывает последний туз в колоде? Во всяком случае, этой ночью должны были вскрыть последнюю карту Мэнсона.

Пожелав миловидной темноглазой девушке спокойной ночи, он со счастливым сердцем повернулся и зашагал в сторону дома. Ночь выдалась светлая, да и до дома было совсем недалеко. Вскоре он свернул с дороги на тропинку, бежавшую через поля. Не омраченный дурными мыслями, он шел, наслаждаясь ночным воздухом, далекий даже от подозрения, что может зародить столь дикую ненависть в сердце другого человека. Его и в самом деле озадачило бы подобное обстоятельство, поскольку постоянно ведя жизнь праведника, он никогда сознательно не вступал в конфликт с интересами других людей.

Рассудок влюбленного редко подчиняется законам логики. Когда же любовь идет рука об руку с ревностью, то порой подобный симбиоз наполняет человеческую душу такой страшной ненавистью, с которой не способен совладать даже здравый смысл. И тот молодой человек, речь о котором пойдет в дальнейшем, был бессилен бороться с этим наваждением. Мэнсон должен умереть — эта единственная навязчивая идея завладела всем его существом. И именно эту ночь он выбрал для осуществления своего желания.

Итак, Рутлэнд — долговязый, неуклюжий парень с лицом землистого цвета. Всякий раз, когда судьба поворачивалась к нему спиной, в нем помимо воли появлялось что-то жестоко-звериное. В эту же ночь он явно решил породниться с самим дьяволом. Сидя на корточках, он притаился за раскидистым кустом, росшим рядом с мостиком, по которому должен был пройти Мэнсон — пройти в последний раз в своей жизни.

Преисполненный отчаянной жажды смерти, он выслеживал свою жертву. Лишь легкое подрагивание больших рук да непроизвольное подергивание мышц лица выдавали его состояние. Рутлэнд весь превратился в зрение и слух. Горящие глаза зорко всматривались в ночной мрак.

Вот оно! Скоро Мэнсон перестанет докучать ему; он положит конец своим страданиям. Звезды над головой, то мерцая, то неожиданно вспыхивая, словно подчеркивали безбрежность черного покрова. Они будто смотрели на мир бесчисленными глазами преисподней.

Со стороны тропинки послышался тихий свист. Рутлэнд напрягся. Секунды казались вечностью — и снова тишина. Полная тишина. Вот опять где-то вдали… шаги и ритмичное постукивание трости им в такт. Это он. Сердце Рутлэнда отчаянно заколотилось, костяшки пальцев правой руки побелели, так сильно он сжал нож.