Таящийся ужас 3

— Что ж, жизнь порой одаривает нас поистине неожиданными наградами, — промолвил он с некоторой нерешительностью в голосе, которая вполне соответствовала внезапно нахлынувшим на него мыслям.

— Я бы так не сказала, — мягко возразила женщина. — Напротив, я ожидала их и, как видите, дождалась. Иначе я вообще бы не стала выходить замуж за Джейсона. Он был нищ, беспросветно циничен и отнюдь не блистал умом. Взять хотя бы его попытки прикончить меня — ведь и они были до очарования ясны мне и понятны.

— Не может быть! — Голос отца Калинга лишился бремени прежней сдержанности и в невольном ужасе возвысился на добрую октаву. — Он пытался убить вас?!

— Если мне не изменяет память, дважды. Сначала подсыпал какую-то смесь в молоко, которое я обычно принимаю на ночь, а потом еще эта история с таблетками. Как видите, и в том, и в другом случае один и тот же метод. Джейсон, как и вся эта глупая нынешняя молодежь, никогда не отличался особой фантазией.

— Но вы, конечно же, сообщили обо всех этих случаях куда надо?

— С чего бы это? Разве это принесло бы мне хоть какую-то пользу? Подобный поступок с моей стороны лишь испортил бы наши отношения, которые, как я уже говорила, меня полностью устраивали.

Преподобный Калинг явно не без усилий пытался сдержать одолевавшие его чувства.

— То есть вы все это так и оставили? Ничего не сделали?

— Как вам сказать… Кое-какие меры я все же предприняла, — лукаво улыбнулась миссис Дефорест, припомнив, что именно она предприняла. — Если не вдаваться в детали, то я намекнула ему, что соответствующим образом составила завещание и так распорядилась своим скромным состоянием, что он не извлек бы из моей смерти абсолютно никакой выгоды. А раз так, то нет никакой надобности ускорять ход событий, которые и так неумолимо близятся к своему финалу. Он повел себя, тогда совсем как дитя: засмущался, не на шутку испугался оттого, что его коварный замысел раскрыт!

— Дикость какая-то, вот что я вам скажу! — Сдержанность отца Калинга явно пошла на убыль, и то, с каким лицом он опускал на блюдце подрагивавшую чашку, ярче любых фраз выражало крайнюю степень его негодования. — Хотя надо сказать, ваш поступок был довольно разумным.

— Вы находите? Я не была бы столь категоричной. — Губы миссис Дефорест тронула слабая, чуть грустная улыбка. — Да, это и в самом деле освободило его от помыслов ускорять мою кончину, но также избавило и от потребности продолжать жить со мной. И все же я не очень скорблю о происшедшем, хотя, конечно, тоскую по Джейсону. Наверное, мне и в дальнейшем будет его не хватать. Но я непременно оставлю себе что-то такое, что постоянно будет напоминать мне о присутствии этого человека и поможет отчасти освежить и, если так можно выразиться, обострить эти воспоминания. Вы же знаете, что с годами память слабеет, а потому ее необходимо стимулировать какими-то напоминаниями.

— Его нет только одну неделю. Господу лишь известно, может еще и вернется…

— Сомневаюсь. — Миссис Дефорест слабо покачала головой. — Перед своим бегством он оставил письмо, в котором уведомил меня, что уезжает навсегда. А кроме того, в сложившейся ситуации едва ли ему следует надеяться на восторженный прием. К сожалению, в порыве гнева я уничтожила это письмо, хотя надо было бы оставить его и периодически перечитывать. Как-никак, а это позволило бы мне хоть изредка быть вместе с ним — если и не в реальной жизни, то хотя бы в воспоминаниях.

— Вы поистине удивительная женщина. У меня просто нет слов, чтобы выразить восхищение вашей добросердечностью.

— Но вы же сами проповедуете эту христианскую — заповедь, разве не так?

— Да, так. Вера, надежда, любовь, а еще важнее…

Голос преподобного отца Калинга умолк, однако не потому, что он забыл конец фразы, а лишь по причине нежелания вступать в единоборство с надсадным треньканьем, звонка, внезапно донесшимся от входной двери. Миссис Дефорест встала.

— Прошу меня извинить, святой отец, — проговорила она и вышла.

До него донеслось приглушенное звучание ее голоса — она с кем-то разговаривала. Отца Калинга немало удивило и даже отчасти встревожило то, что она так бесстрастно отнеслась к столь жестокому и коварному поведению ее бывшего супруга. На какое-то мгновение он был даже готов порицать подобную кротость как чрезмерно истовое проявление тех самых принципов веры, которые он сам провозглашал в своих проповедях. Хотя, если посмотреть на все это иначе, стоит ли в корне отвергать подобную реакцию?