Тайфун

— Все дают, и я тоже, — возразила Ай. — Никто не требует, чтобы ты жертвовал. А для меня религия еще имеет значение.

— Опять твоя религия! — вскричал Выонг. — Не думал, что после события в доме Кхоанов ты по-прежнему будешь поддерживать этих изуверов. Почему тебе не взять пример с Тхин?! С отсталостью пора кончать!

Ай понимала, что в словах Выонга много справедливого, но человек так уж устроен: даже мягкие упреки в свой адрес он не способен принять сразу, пусть они и заслужены. Ай неожиданно рассердилась и резко ответила Выонгу:

— Ну конечно! Тхин — вот с кого мне надо брать пример! Может быть, Тхин вообще лучше меня, недаром в селении многие ее превозносят!..

Почувствовав, что сказала лишнее, Ай замолчала. Но Выонг, поняв намек, круто повернулся и ушел.

10

В душе председателя Тхата росло беспокойство, казалось, земля под ногами ходит ходуном, как во время землетрясения. Закупка риса в волости Сангок две последние недели шла со скрипом, выполнение государственного плана было под угрозой. Исходя из объективных данных, уезд установил для волости план в двадцать три тонны. По сравнению с другими волостями — немного, и на совещании председателей волостных комитетов это было подчеркнуто. И сам Тхат сознавал, что его волость находится в относительно более легком положении. Он не споря согласился с установленным ему заданием и считал, что выполнит его без труда. Однако стоило ему вернуться домой, как несчастные двадцать три тонны показались огромной горой, навалившейся на него неимоверной тяжестью.

Раздача крестьянам риса уже закончилась. Теперь в каждом доме его сушили и очищали, готовили к длительному хранению, а как уговорить крестьян продать хоть немного риса государству?! От предыдущего урожая в кооперативах осталось только шесть тонн — и это все…

В волостном комитете шло экстренное совещание. Поступили тревожные сигналы: крестьяне везут рис на рынок; кто-то гонит из риса самогон, а вырученные деньги тратит на необязательные по нынешним временам товары. Но план остается планом, и волостной комитет установил нормы дополнительной сдачи риса для каждого хутора селения Сангоай и каждого кооператива волости. Было решено: норма на едока — семнадцать килограммов в месяц, а все излишки необходимо продать государству. После этого все работники волостного комитета выехали на места, чтобы добиться выполнения принятых решений.

Новости в деревне распространяются мгновенно, на другой день все знали о совещании. В кооперативах прошли собрания. Крестьяне слушали внимательно, задавали вопросы, но одобрения своего не высказывали…

Жена Нгата по пути на рынок повстречалась с женой председателя Тхата и уговорила ее зайти к знакомой торговке полакомиться вермишелевым супом с крабами. Из своей корзинки она достала свежие овощи и бананы. Когда жена председателя попыталась отдать деньги за обед, та замахала руками.

— Что вы, что вы, госпожа Тянь! Плачу я — считайте это маленьким подарком в знак моего большого уважения к вам.

Тянь льстило, что к ней так внимательна супруга регента — тот все-таки один из наставников церковной общины. В молодости эти женщины были подругами, но потом одна вошла в богатую семью Нгата, жила в довольстве, в праздничные дни надевала красивые платья, туфли на деревянной подошве с высокими каблуками и ходила по деревне под черным шелковым зонтом, а другая — стала женой мелкого лавочника Тхата и могла только вздыхать, глядя вслед бывшей подруге, страдая от обиды, остро ощущая всю несправедливость жизни. Дети их дружить не могли — слишком сильно отличались семьи по своему общественному положению. Однако после реформы Тхат вдруг сделался председателем, семья его получила добавочный участок земли — и Тянь подняла голову. Теперь в ее доме был достаток, и стоило ей появиться на деревенской улице, знакомые и незнакомые женщины величали ее госпожой Тянь и подобострастно кланялись. От такой перемены у Тянь, конечно, закружилась голова. Она уже привыкла, что перед нею угодничают, поэтому искренне полагала, будто она персона куда важнее, чем ее муж. К ней без конца приходили, просили поговорить с председателем, замолвить словечко, посодействовать. Она не отказывала, тем более, что ей несли обычно кто что мог — рыбу, цыплят, кур, меру риса. Она принимала подношения, не говоря об этом мужу, только про себя думала: раньше подарки делали мандаринам, а теперь, выходит, — супругам Тхат.

Кончив с супом, Тянь принялась за зеленый чай, потягивала его и причмокивала от удовольствия после каждого глотка.

— До чего же приятно хоть изредка встретиться, перекусить вместе, о жизни поговорить, — сказала жена Нгата. — Вы согласны? Вам-то, конечно, можно только позавидовать! Благодаря трудам вашего почтенного супруга вы живете в достатке, а нам, видать, с голоду помирать придется…

— Да что у вас случилось? — удивленно спросила Тянь.

Собеседница тяжело вздохнула.

— Уж не знаю, что весь год будем есть. Волостной комитет принял постановление скупить у единоличников весь рис, а нам оставить жалкие крохи.